Итак, брюзгливый чертополох был совершенно не прав. "О Пепуш, -- сказал

про себя Перегринус, --  в твою помутившуюся, расстроенную душу не проникает

ни один луч истинной,  чистой  любви!" Тут Перегринус подразумевал, конечно,

нечто большее, чем сласти и игрушки.

     Тихий, скромный,  добрый Лэммерхирт с видимым удовольствием посматривал

на Розочку, которая, хлопоча по хозяйству, то выходила, то  опять  входила в

комнату, прине-, ела хлеба и масла, накрыла маленький столик в углу и  стала

готовить бутерброды своим  меньшим братьям. Дети  весело теснились к любимой

сестре и если, по простительной  ребяческой жадности, раскрывали рты немного

шире, чем следовало, то это нисколько не нарушало домашней идиллии.

     Перегринуса восхищало все, что  делала прелестная девушка, безо всякого

отношения к Вертеровой Лотте с ее бутербродами.

     Лэммерхирт подошел к Перегринусу и вполголоса начал говорить о Розочке,

какая она милая, хорошая, добрая дочка, как господь наградил ее и красотой и

как много обещает она ему радости.  Но уж всего отраднее ему то, прибавил он

с  просиявшим лицом,  что  Розочка  проявляет  склонность и  к  благородному

переплетному искусству и за немного недель, что она находится в родительском

доме, так преуспела  в этом тонком ремесле,  что уже теперь оставила  далеко

позади разных олухов-подмастерий, которые только  и делают, что зря тратят и

портят сафьян и золото и ставят буквы на корешке вкривь и вкось, так что они

напоминают собой пьяных мужиков, когда они, шатаясь, выходят из шинка.

     И счастливый отец прошептал, наклонившись к самому уху Перегринуса:

     --  Нет, господин Тис, я не могу молчать, я должен вам  все  высказать:

знаете, ведь моя Розочка сама позолотила обрез на Ариосте!

     Как  только  Перегринус  это  услышал,  он  стремительно  схватился  за

сафьяновые переплеты, точно боялся, что какая-нибудь враждебная сила похитит

у него эту святыню.

     Лэммерхирт принял это  за знак, что Перегринус собирается  идти, и стал

просить  его остаться у него еще хоть ненадолго.  Но это именно  и напомнило

Перегринусу, что  в конце  концов ему пора уходить. Он быстро расплатился по

счету, и Лэммерхирт, по обыкновению, протянул ему руку на прощанье, за ним и

его  жена,  и  Розочка также! Дети  стояли  в дверях, и,  чтобы отдать  дань

любовной  дури,  Перегринус,  выходя,  вырвал  у  младшего  из  рук  остаток

бутерброда,  который  тот  дожевывал, и бросился  как  сумасшедший  вниз  по

лестнице.

     -- Ну, ну, -- произнес озадаченный мальчуган, -- что же это такое! Если

б господин Тис сказал только, что он голоден, я бы с удовольствием отдал ему

весь свой бутерброд!

     Шаг  за шагом  шел господин Перегринус Тис  домой,  с  трудом  таща под

мышкой  тяжелые in quarto (Книга в четвертку листа (лат.) и с таким  сияющим

лицом брал  в  рот  крошку за  крошкой от своего кусочка  бутерброда,  точно

вкушал манну небесную.

     -- Ну, рехнулся молодчик! --  сказал повстречавшийся с ним горожанин.