|
Это был своеобразный вызов, который ему захотелось принять. Мировые судьи, по сути дела, являлись властью на местах – они не только судили правонарушителей, но и проводили в жизнь закон о бедных, занимались обустройством дорог и многими другими полезными для общества делами. Словом, работа обещала быть интересной. – А вам не кажется, что вы слишком гоните лошадей? – спросил Реджи с ироничной усмешкой. Многие сочли бы подобное выражение вульгарным, но Стэнтон даже бровью не повел. – А вам разве так кажется? – только и спросил он, чуть улыбнувшись. Реджи уже раскрыл было рот, чтобы сказать что нибудь язвительное, но передумал. Разве сам он не размышлял о том, что ему пора изменить жизнь? Стать представителем власти – это было бы изменением, да еще каким. Будучи человеком достаточно уверенным в себе, если не сказать самоуверенным, Реджи в глубине души считал, что из него выйдет толковый мировой судья. – Да нет, пожалуй, нет, – ответил он на вопрос Стэнтона. – Вот и хорошо, – удовлетворенно кивнул Стэнтон и добавил, чуть помедлив: – Я удивлен тем, что вы не вернулись в Дорсет раньше. Честно говоря, я уже почти перестал на это надеяться. – Вы в самом деле обо мне думали? Реджи был удивлен и тронут. Ему даже не приходило в голову, что на свете, оказывается, жили люди, которые были неравнодушны к судьбе мальчика, покинувшего родной дом в восьмилетнем возрасте. – Ну разумеется. Ведь вы сын моей троюродной сестры Энн, ваш отец был моим другом. Здесь ваш дом, – произнес Стэнтон таким тоном, каким люди говорят, когда непоколебимо уверены в справедливости своих слов. Реджи задумался. По всей вероятности, Стэнтон был прав – во всяком случае, никакого другого дома у него не было. – Вообще то у меня осталось очень мало детских воспоминаний, – заговорил Реджи после паузы. – Лет до четырех я вообще ничего не помню, а из того, что было после, – только отдельные эпизоды. Сказав это, он подумал, что это очень странно, поскольку он обладал неординарной памятью. Однако большая часть его раннего детства оставалась для него словно окутанной туманом. – Ничего не помните до четырехлетнего возраста? – прищурившись, переспросил Стэнтон. – Это интересно. – Разве это имеет какое то значение? Стэнтон, казалось, собрался было ответить, но передумал. – Если все так, как я думаю, то вы, несомненно, вспомните, – сказал он и сразу же перевел разговор на другое: – Мне было очень жаль, что вы не отвечали на мои письма, но меня это не удивляло. Вы ведь были совсем юны, а в вашей жизни произошло столько изменений. Мои собственные сыновья тоже никогда не были аккуратными корреспондентами, да и сейчас ими не стали. – Не отвечал на ваши письма? Но я никогда ни от кого не получал писем, – нахмурившись, пробормотал Реджи. Лицо Стэнтона удивленно вытянулось. – В течение года или около того я отправлял вам по письму в месяц, но потом, поскольку вы не отвечали, перестал это делать. Я писал в Уоргрейв Парк, на адрес вашего дяди. Значит, ни одно из моих писем до вас не дошло? Реджи смачно выругался. – Еще одна подлая штучка моего опекуна, – пробормотал он и поведал своему собеседнику о том, как дядюшка фактически лишил его поместья Стрикленд. Стэнтона до глубины души потряс его рассказ. Он разгневался ничуть не меньше, чем сам Реджи. – Боже правый, да если бы я знал, что Уоргрейв нарочно отдаляет вас от семьи вашей матери, от всего вашего прошлого, вашего детства, я бы поехал в Глостершир и привез вас домой. Я был вашим крестным отцом, но Уоргрейв являлся куда более близким родственником, и потому я не стал спорить, когда он прислал за вами своих людей. – Стэнтон резко взмахнул рукой. – Ваш отец как то спрашивал меня, не стану ли я опекуном его детей в случае, если что то случится с ним и Энн, но, к сожалению, он так и не написал завещание. |
