— Вы присядьте, — пригласил я, смутившись.

 

— Неважно. Ну, давай сядем. Значит, слышал? — Мы сели у стола, напротив друг друга.

 

— Слышал.

 

— И потому не пришел ночевать? Я хочу знать почему? Обиделся на меня, рассердился?

 

— Ну, что вы! За что?

 

— Ты как будто привязался ко мне, даже полюбил, как отца. А теперь что же, сразу разлюбил?

 

— Андрей Николаевич!

 

— Ты меня называл отцом…

 

— Но вы не отец. Знали это с самого начала. Вам просто стало меня жалко… Видно, я был действительно очень жалкий, уж так хотелось иметь отца! Сколько я могу пользоваться вашей добротой и… жалостью.

 

— Угу. Я примерно так и понял. Но дело — для меня — осложнилось тем, что я полюбил тебя, как сына. Понятно, как родного сына! Я очень страдаю из-за того, что ты ушел. Ты сказал Алеше, что вечером переедешь к нему. Прошу тебя, не делай этого, возвращайся ко мне, как к отцу. Все думают, что ты мой сын, пусть так и будет. А за то, что я не принял тебя тогда… четырехмесячного, прости. Это была моя ошибка. Самая большая ошибка в моей жизни. Неужели ты не сможешь простить? Андрей!..

 

— Андрей Николаевич, ни о каком прощении и речи не может быть. Никого на свете я не люблю больше, чем вас. Всю жизнь буду помнить, как вы меня приняли, как мы жили это время, до приезда мамы. Мой отец, настоящий, художник Никольский, но разве бы я мог его любить и уважать больше, чем вас. Если бы я только знал, что он мне родной…

 

— Тебе его жалко?

 

— Очень! Вы не представляете, как мне его жалко.

 

— Представь, Андрюша, мне тоже его жаль. Он был талантливый художник.

 

Мы помолчали, не сводя друг с друга взгляда.

 

— Так вернешься? — возвратился он снова к этому же.

 

— Андрей Николаевич, помните, у нас ведь было договорено, что вы женитесь на Христине, а я живу у Алеши. Простите, но что именно изменилось?

 

— В моей личной жизни все изменилось. Я собирался жениться на Христине… Теперь это невозможно.

 

— Из-за мамы? Вы опять вернулись друг к другу?

 

Болдырев тяжело вздохнул и опустил голову на руки. Несколько минут тишина стелилась в комнате, как тяжелый бесцветный туман. Затем он поднял голову и прямо глянул на меня.

 

— Я понял, что не люблю Христину. Люблю, как сестренку, очень уважаю… ну есть немного увлечения. Она стоит большего чувства, сынок. А я всю жизнь любил лишь одну женщину… Ксению, твою маму.

 

— Вы опять сходитесь?

 

— Нет, Андрюша, нет, Ксения сказала, что ее чувство перегорело… Слишком долго ждала меня, не надеясь, не веря. Она выходит замуж за…

 

— Кирилла?

 

— Ты знаешь?

 

— Он мне сказал. Мама прислала ему телеграмму, что согласна быть его женой.

 

— Ну вот, видишь. Мне она этого не говорила.

 

— Но она же вас любит! Что мама, с ума сошла? Уж эти женщины — все напутают, запутают. Возможно, она и увлеклась Кириллом, там, в Крыму, как вы Христиной.