– Lui? – Натас уставился на фотографию. – Кто он?

– Фокусник, – я достал распечатку афиши Эль Сифра. – Иногда еще вот так одевается.

Художник окинул оба изображения критическим взглядом.

– Это Натас?

– Так мне сказали. У него есть и другие имена.

– Сценический исполнитель?

Я кивнул.

– Иногда. В Нью-Йорке выступал в блошином цирке у Таймс-сквер.

Натас хлопнул в ладоши.

– Eh bien! Я знаю, где искать. Le Cirque Medrano. Что ты дашь, если я тебя отведу?

Неужели этот помпезный клоун возомнил, что я сам не найду блошиный цирк в Париже?

– Угощу ужином, – сказал я, допивая вино. – Ресторан можешь выбрать сам.

Почему бы и нет? Вдруг этот дурик на что сгодится.

Глава 11

Я смотрел на размазанное пятно неоновой рекламы за окном, пока такси не остановилось на бульваре Рошфора перед многофасадным строением с крышей в виде шатра. Вдоль одного бока неоклассического портика с четырьмя коринфскими полуколоннами шли высокие вертикальные буквы: «MEDRANO». Свет не горел. Сегодня выступлений нет, сказал Натас. Раскрашенные полотна и огромная уличная афиша рекламировали ФЕРНАНА РЕЙНО, звезду. Какой-то комик, что ли.

– Вот уже сто лет на одном и том же месте, – все хвастался Натас. – Всегда вдохновлял великих художников. Дега, Ренуар, Серо, Леже, Лотрек, вон Донген, Пикассо – все писали le Cirque Medrano.

Натас провел меня по рю де Мартир к служебному входу рядом с открытым пространством, где, как я понял, держали лошадей и прочих цирковых животных. Дюжий дежурный приветствовал Натаса, как давно утраченного брата, сгреб косматого художника в охапку. Они подначивали друг друга на таком высокоскоростном лягушачьем, что я отстал на пару кругов. Натас лыбился с идиотским энтузиазмом. Швейцар-лайнбекер отступил в тени, показав жестом, чтобы мы подождали.

– Я работаю здесь от случая к случаю, – сказал Натас. – Ну, знаешь. За кулисами. Униформист.

Вдоль стен коридора висели плакаты и фотографии с прославленными цирковыми исполнителями. Я шел, глядя на портреты клоунов, акробатов и наездников. Парочку даже узнал. Бастер Китон с каменным лицом в центре арены. Подмигивает и улыбается Морис Шевалье, касаясь шляпы. Прихорашивается в перьях Жозефина Бейкер. В конце ряда пестрели красочные репродукции – яркие цветы в черно-белой галерее. Я уставился на акробатку, зависшую на зубах под стальными балками циркового купола.

– Мисс Лала, – сказал из-за спины Натас. – Дега. Рядом – Пикассо: «Les Saltimbanques». Розовый период. – Художник постучал по стеклу на очередной репродукции. – Вот великий шедевр «Медрано». Жорж Сера. Не успел закончить до смерти. В тридцать один год. Оригинал висит в Жё-де-пом.

По коридору к нам пришел мужчина с длинным лицом, тонкими усиками и залысинами. Виктор Натас назвал его «мсье Медрано». На нем был консервативный серый костюм, а не аляповатый и клетчатый, как я ожидал от циркового импресарио.

– Bon soir, mon vieux! – Медрано по-дружески опустил руку на плечо тощего художника.

Натаса так переполнила гордость, что он запнулся в своих жалких попытках нас представить.

– Жером Медрано, – произнес элегантный импресарио, протягивая руку.

– Фаворит. – Я ответил твердым рукопожатием. – Джонни Фаворит.

– Это имя мне знакомо. Вы, часом, не шоумен?

– Был. Давным-давно, еще до войны. Я был крунером, выступал со свинг-бэндом.