Я последовал за ней, свет моего фонаря переползал со скобы на скобу. В подземных глубинах журчала бегущая вода. Как только моя голова опустилась ниже уровня земли, она окликнула: «Fermez la grille!» В этот раз никакого «пожалуйста». Я потянулся и вернул за собой решетку на место.

Спуск был медленным. Саквояж я повесил на плечо за лямку. Даже с маленьким фонариком в руке держаться за ступеньки было неудобно. Я подивился, как же Бижу справляется со своей неловкой шляпной коробкой, и увидел, что она выключила свет. Я сделал так же, сунув фонарик обратно в карман. Лестница уходила вниз как минимум на пятнадцать метров и кончалась на боковой стене сводчатого туннеля, в котором поместился бы и товарняк.

Последняя скоба торчала в метре над землей, так что пришлось неловко спрыгнуть в грязь. Бижу уже включила фонарик, чтобы мне было проще. По каналу в центре туннеля бежал ручей. Я присоединился к Бижу на дорожке справа. Наши фонари ощупывали тени. Мы не говорили. Стены блестели от влаги. В спертом воздухе тяжело висели ароматы сырого тлена и плесени.

Через сотню метров Бижу показала фонариком на тесный боковой проход. «Сюда», – сказала она. Здесь можно было пройти только гуськом. Я отставал на пару шагов, пока мы не вышли к ведущим вниз широким ступеням, вырезанным в скале. Она остановилась на верхней, обводя лучом огромный зал.

– Это древние карьеры, – прокомментировала Бижу. – Некоторые – с тех времен, когда Париж был римским городом. Другие – со времен Хлодвига.

– Это не здесь пряталось Сопротивление?

– Как и боши. Они строили бункеры под городом. У la Résistance секретные командные посты тоже были под землей. Пещеры огромны. Никто не знает, насколько.

Бижу спустилась по ступеням. Я отставал от нее на шаг, как консорт Царицы Ада. Мы прошли по пустому карьеру. Откуда-то доносилось эхо льющейся воды. Еще один короткий проход в противоположном конце зала вывел нас к очередной лестнице, выбитой в камне. Ступеньки казались отчаянно узкими, не шире шестидесяти сантиметров, и где-то двадцати сантиметров в длину. За ними в черноту падала вода. Поручней не было. Бижу шла без колебаний, с грациозной легкостью.

«Она здесь явно не впервой», – думал я, стараясь не свалиться и для равновесия опираясь левой рукой на влажную каменную стену. Ступеньки были мокрыми и скользкими – приглашение к катастрофе. Бижу дожидалась внизу. В свете моего фонаря показалась ее насмешливая улыбка.

– Trop difficile? – подразнила она, когда я поскользнулся на последней ступеньке и схватился за ее руку.

– Да нормально, – ответил я, когда она опять свернула за угол.

Бижу ждала, пока я догоню, а ее луч пронзал гротескный коридор, где мрачные стены были выстланы мозаикой из древних костей.

– Les Catacombes, – сказала она. – Над нами – кладбище Монпарнас, но много тел находится здесь.

Мы прошли по декоративному оссуарию: кости были выложены геометрическими узорами, суставы тазовых костей торчали, как закрученные грифы скрипок, из пустоглазых черепов складывались рисунки – кресты, звезды, ромбы.

– Жертвы чумы? – спросил я.

– Quelques, peut-être. За десятилетия до la Révolution город расширялся. Много кладбищ и слишком много тел на окраинах старого города. Они лезли из-под земли, как грибы. Atroce! Что оставалось делать отцам города? Они выкопали tous les cadavres и перенесли в старые карьеры. Миллионы тел. Под улицами Парижа спит больше мертвецов, чем ходит живых наверху. Quel grand blague!

Я оценил. Мой стиль юмора. Дальше мы с Бижу шли по галерее смерти без лишних слов. Ухмыляющиеся черепа красноречиво молчали, служили резким напоминанием живым.