Отбор частиц – самое трудное, Чарльз. Каждая молекула в цепочке РНК по‑своему реагирует на бомбардировку теми или иными частицами. Мне удалось выделить до десяти тысяч передаточных команд‑инструкций.
– Невероятно, дорогой Редж.
– Еще бы! На это у меня ушло десять лет.
– А я и понятия не имел. Почему ваши результаты до сих пор не опубликованы?
– Вот еще, – презрительно фыркнул Мэнрайт, – не хватало, чтобы любой шарлатан из кретинского университета развлекал публику моими опытами. Отдать им самое грандиозное и необыкновенное из того, что создано творческим гением! Никогда.
– Но вы же продолжаете заниматься этим, Редж.
– Зато я не занимаюсь трюкачеством, сэр.
– Простите, Редж…
– Никаких простите, профессор. Клянусь небесами, даже если Иисус Христос, в которого я, впрочем, не верю, сойдет на землю и появится в этом самом доме, то и тогда я не раскрою секретов своей лаборатории. Вы‑то понимаете, какой ад ожидает человечество, если оно получит результаты моих экспериментов? Это будет новая Голгофа.
Пока профессор размышлял над тем, к чему именно относились последние слова Мэнрайта о Голгофе – к его биороботам, к воскресению Христа или к тому и другому, – за стеной послышались странные звуки. Казалось, будто наверх по ступенькам втаскивают неподъемный куль.
Нахмуренное лицо Мэнрайта разгладилось. Он улыбнулся и довольно произнес:
– Мой слуга. Вчера вы не успели его увидеть. Настоящее сокровище.
В дверь просунулась голова дебила, затем показалась уродливая горбатая фигура с непомерно большими руками и ногами. Чудовище открыло скособоченный рот и просипело:
– Гоффподин!
– Да, Игорь?
– Украфть вам фегодня мофги?
– Спасибо, Игорь. Сегодня не нужно.
– Хорофо, гоффподин. Заффтрак готов.
– Благодарю, Игорь. Вот наш уважаемый гость, профессор Корк. Постарайся, чтобы у него ни в чем не было нужды. Слушайся его во всем.
– Да, гоффподин. К вафим уфлугам, профеффор. А вам украфть мофги фегодня?
– Нет, не стоит.
Игорь мотнул головой, повернулся и выкатился из комнаты. За стеной снова послышался звук спускаемого с лестницы тяжелого мешка. Корк затрясся в беззвучном смехе.
– Какого дьявола вы тут натворили, Мэнрайт?
– Производственный брак, – ухмыльнулся тот. – Первый и последний за все время моей работы. Нет, вру, не последний, потом была Санди. Я не думаю, что Джезами все‑таки оставит ее себе… Знаете, – продолжал он свой рассказ, спускаясь по лестнице вместе со своим гостем, – один мой заказчик свихнулся на легенде о Франкенштейне [15]. Вынь да положь ему слугу барона Франкенштейна. Через пять месяцев он снова пришел ко мне, то теперь его обуяла другая навязчивая идея – Робинзон Крузо, и он хотел иметь собственного Пятницу. Ну, Пятницу я ему сделал, а сам тут зашился с Игорем.
– Неужели вы не могли разложить этого монстра на химические компоненты?
– Бог мой, Чарльз! Ни за что на свете. Вдумайтесь в это: я создаю жизнь. Как же я могу уничтожить ее, даже если она появилась в самой безобразной форме? Так или иначе, Игорь оказался великолепным слугой. Есть у него, правда, один заскок насчет украденных мозгов, но это входило в базовую программу. Есть еще пустяки вроде того, что во время грозы его приходится запирать на ключ. Но готовит он, как истинный шеф‑повар.
– Не знал, что гомункулус барона был силен в кулинарии.
– Если быть честными, то нет, но это отклонение от программы. Я тоже не застрахован от ошибок. Впрочем, результат более или менее благополучный. |