Он уже добрался до того места, где Уитчер и Фелдспэн нашли стелу с ягуаром, и тут над его головой из‑за верхушки холма появилась горстка мужчин. Все они были плотные, приземистые и коренастые. На ногах – веревочные мокасины или вовсе ничего. Выше – рабочие штаны, еще выше – домотканые рубахи, а уж совсем высоко – плоские, грубоватые, загадочные физиономии индейцев‑майя. У четверых на боку болтались мачете. Все молча ждали, когда Кэрби вскарабкается на вершину.

– Привет, Томми, – сказал Кэрби, присоединившись к ним. – Привет, парни. Дайте‑ка я отдышусь.

Томми, облаченный в рубаху из зеленых лоскутьев разных оттенков, спросил:

– Что‑нибудь не так, Кимосабе?

– Ничего страшного, – ответил Кэрби и добавил: – Для таких‑то парней.

– Это он про нас, – сказал Луз (красная драная рубаха). Кэрби улыбнулся и оглядел свою мышеловку. Мир уже проторил дорожку к дверям его дома. К дверям его храма.

Именно тут он два года назад встретился с Томми и остальными. Именно здесь зародилась их удивительная дружба. Разумеется, верхушка холма тогда не была расчищена и никакого храма тут не было.

Отдуваясь, Кэрби стоял на верхушке холма и с омерзением разглядывал свой участок.

– Инносент Сент‑Майкл, – пробормотал он, думая о несбывшихся надеждах. Никогда еще Кэрби не испытывал такого унижения. За полтора месяца участок претерпел разительные перемены, будто выставленный на солнце вампир. Сочное пастбище внизу превратилось в растрескавшийся лунный фунт. Солнце испепелило траву, и пепел унесло ветром. Склоны холмов выглядели еще более ужасно, превратившись в пейзажи Иеронима Босха. На кривых деревьях появились кожистые листья с острыми краями, желтая жесткая осока покрывала пригорки. По скалам и валунам сновали отвратные создания с раздвоенными языками; птицы презрительно кричали, пролетая на запад, к синим цепям гор Майя с их тучным черноземом и обильной зеленью.

– Чтоб вам сдохнуть! – крикнул Кэрби пернатым насмешницам. Птицы пролетели, их смех замер вдали, и в тишине Кэрби показалось, что он слышит, как сохнет земля, покрываясь новыми трещинами. Ему хотелось провалиться сквозь эту землю.

Но тут он заметил движение на противоположном склоне. Человек шесть индейцев медленно приближались к нему, поднимая ногами облачка пыли. Вот и прекрасно, подумал Кэрби, сейчас меня еще и прихлопнут за часы.

Он снял их и сунул в карман. Жаль, туда не втиснешь и башмаки. И сам не втиснешься. Может, предложить им сделку: они его отпускают, а он привозит им Инносента Сент‑Майкла? Так они на всю жизнь обеспечили бы себя свиным салом.

Это были грубые на вид парни с полуприкрытыми глазами и сверкающими мачете. Они поднялись на верхушку холма, остановились напротив Кэрби и стали рассматривать его. Один из них произнес:

– Привет.

– Привет, – отозвался Кэрби.

– Славный денек.

– Если ты так считаешь…

– Сигаретку, а?

– Нет, спасибо.

– Да нет, это ты мне дай.

– О, извини. Не курю.

Казалось, индейцу вдруг стало тошно. Повернувшись, он заговорил со своими на незнакомом языке, и, похоже, всем им тоже стало тошно. Говоривший покачал головой и заявил:

– Уж чего‑чего, а пару сигарет с янки всегда можно было стрясти. А теперь вы, кажись, все поголовно бросаете курить.

– Они небось вечно жить хотят, – рассудил другой индеец. Что это, скрытая угроза?

– У меня в самолете есть немного зелья, если хотите, – сказал Кэрби.