– У меня в самолете есть немного зелья, если хотите, – сказал Кэрби.

– И ты еще спрашиваешь! – Индеец перевел слова Кэрби остальным, и те заулыбались, но продолжали неподвижно стоять на месте. Это было странное зрелище: все равно как если бы улыбались деревья.

– А у нас в деревне найдется самогончик, – объявил переводчик. – Можно неплохо погудеть.

– Где же эта деревня? – спросил Кэрби, подумав, что можно было бы по суду требовать хотя бы выплаты ренты, если индейцы живут на его земле.

– Да там, – переводчик небрежно махнул мачете.

– А сколько у тебя навоза? – поинтересовался тот индеец, который, как показалось Кэрби, угрожал ему.

– Деревня большая? – осведомился Кэрби.

– Одиннадцать дворов, – серьезно ответил первый индеец, как будто Кэрби явился делать перепись населения.

– Тогда навоза хватит.

Индеец улыбнулся, показывая квадратики зубов.

– Меня зовут Томми Уотсон, – сказал он и протянул руку. Ту, что без мачете.

– Кэрби Гэлуэй.

– А это мой двоюродный брат Луз Коко. – Томми кивнул на второго индейца.

– Как поживаешь? – спросил Кэрби.

– Неплохо, – сказал Луз Коко.

Все спустились с холма, и Кэрби достал из кабины самолета два капроновых пакета.

– Бумаги на всех не хватит, – предупредил он.

– Ничего, возьмем у миссионера туалетную.

Индеец обратился к своим соплеменникам, и начались препирательства. Кэрби ждал, привалившись к самолету.

В языке кекчи много цокающих и утробных звуков, поэтому на слух он довольно груб, особенно когда индейцы спорят, кому из них отправляться в миссию за туалетной бумагой. Наконец двое признали поражение и, грустно оглядываясь, отправились вниз по склону. Кэрби присоединился к остальным. Они пошли через палимый солнцем холм, поднялись на следующий до середины склона и углубились в яркую зеленую рощицу, где по берегам быстрого прохладного ручейка стояли одиннадцать бревенчатых хижин.

– У вас даже вода есть, – сказал Кэрби. Они были уже далеко от его участка.

Томми удивленно взглянул на него.

– Так вот почему ты тут околачиваешься! Ты купил это болото?

– Ты хочешь сказать, пустыню.

– Ты еще не видел, что там в сезон дождей.

– Проклятье! Зараза! – воскликнул Кэрби.

Но у него не было времени жаловаться на судьбу: предстояло знакомство со всеми обитателями деревни. Их было меньше сотни, и никто не говорил по‑английски, разве что несколько слов. Самогон хранился в разнообразных бутылях и кувшинах, а по вкусу напоминал нечто среднее между пивом и пятновыводителем. Деревня, как сообщил Томми, называлась Южная Абилена. Возможно, это соответствовало действительности. Обитатели в большинстве своем были робкого десятка, но приняли Кэрби достойно. Они даже развеселились, когда двое из соплеменников вернулись из миссии с рулонами туалетной бумаги и брошюрами, толкующими, что такое Святая Троица.

Жители деревни были потомками строителей храмов. По сравнению с той славной эпохой их связи с миром стали слабее. Теперь они возделывали землю и слонялись по джунглям, почти не соприкасаясь с веком нынешним. Такие маленькие деревушки были щедро разбросаны по центральноамериканским джунглям и равнинам, и их обитатели жили по старинке, практически не имея связи с бурлящей вокруг технологической цивилизацией. Они бросили воевать и возводить храмы, почти перестали на что‑либо надеяться. Они просто старались выжить.

В Южной Абилене только двое бегло говорили по‑английски, Томми и Луз.