Многим знаком, вероятно, разсказ о другом опытном философе, который придумал теорию о том, будто лошадь может жить без пищи и в доказательство демонстрировал собственную свою лошадь, доведя порцию ея пищи до одной соломенки в день; весьма возможно, что при таком режиме она достигла бы высшей степени быстроты и резвости, не умри она за двадцать четыре часа до того, как должна была получить вместо соломы уже только порцию воздуха. К несчастью для опытной философии пожилой надзирательницы, под чье покровительство был отдан Оливер Твист, такие же результаты получались и в применении ея собственной системы. В ту самую минуту, когда ребенок настолько уже совершенствовался, что мог существовать при наименее возможной по количеству порции наиболее худой по качеству пищи, он вдруг (восемь с половиною случаев на десять) погибал неожиданно или от голода и холода, или по недосмотру попадал в огонь, или неожиданно подвергался удушению Во всех подобных случаях несчастное маленькое существо переселялось в другой лучший мир и соединялось там с предками, которых никогда не знало.

   В некоторых более обыкновеннаго потрясающих случаях собирался суд присяжных для производства следствия относительно ребенка, который был задушен по недосмотру перестилавших кровати или обварен в то время, как его купали, -- последнее случалось реже, ибо купанье было редким явлением на ферме. Присяжные задавали при этом крайне неудобные вопросы, а прихожане вдобавок составляли возмутительный протокол, под которым все они ставили свои подписи, но наглость такого рода обуздывалась показаниями доктора и сторожа; первый вскрывал обыкновенно тело и ничего не находил внутри, (что было весьма вероятно), а второй под присягой говорил все то, что могло успокоить приход и доказать его собственное самоотвержение. На ферму, кроме того, являлась время от времени проверочная коммиссия, которая за день вперед посылала сторожа уведомить о своем посещении. Дети были всегда такия миленькия и чистенькия, когда являлась коммиссия. Чего же еще нужно было людям!

   Трудно было ожидать, поэтому, чтобы продуктом такой системы явилось особенно здоровое тело. Когда Оливеру Твисту исполнилось девять лет от рождения, он был бледен и худ, мал и тщедушен. Зато природа, а может быть и наследственность, дали ему бодрый, здоровый дух, который мог свободно развернуться, благодаря отсутствию преобладания над ним материальной стороны в жизни заведения, хотя последнее обстоятельство могло привести к тому, чтобы девятой годовщины рождения и совсем не было. Девятая годовщина, однако, наступила и застала Оливера в подвале с углем, где он находился в избранном обществе двух других молодых джентльменов, которые, разделив с ним достаточное количество колотушек, были заперты туда за то, что осмелились предположить, будто они голодны. Не успела мистрисс Менн, добрая леди этого дома, запереть их, как была раздражена неожиданным появлением мистера Бембля, сторожа, напрасно старавшагося открыть калитку в воротах.

   -- Боже милостивый! Это вы мистер Бембль, сэр?-- сказала мистрисс Менн, выглядывая из окна с искусно выраженным видом искренней радости.-- (Сусанна, сведи Оливера и тех двух мальчишек наверх и умой их хорошенько!) Бог мой, мистер Бембль! Как я рада видеть вас, право!

   Но мистер Бембль, человек тучный и холерическаго темперамента, вместо ответа на такое чистосердечное приветствие потряс изо всех сил калитку и затем нанес ей такой удар, котораго только и можно было ждать от ноги здоровеннаго приходскаго сторожа.