-- Спаси его, Господи!-- сказала мистрисс Менн, натирая левый глаз углом своего передника.

   -- Не смотря на предложенную награду в десять фунтов, которую потом увеличили до двадцати, не смотря на все это, -- продолжал Бембль, -- мы никогда не могли узнать, кто его отец, так же как и место жительства матери, ея имя и положение в обществе.

   Мистрисс Менн подняла руки кверху с видом удивления и после минутнаго размышления сказала:--

   -- Как же случилось, что ему дали это имя?

   Приходской сторож гордо поднял голову и сказал:

   -- Я сам придумал его.

   -- Вы, мистер Бембль?!

   -- Я, мистрисс Менн! Мы даем имена нашим питомцам в алфавитном порядке. Последняя буква была С;-- я назвал питомца -- Свеббль; затем следовало Т -- я назвал Твистом. После него будет Унвин, а еще после -- Вилькинс. Я придумал уже имена до конца всего алфавита и все пройдут через них, пока мы не дойдем, наконец, до последней буквы -- до буквы Z.

   -- Ах, какия у вас литературныя наклонности, сэр!-- воскликнула мистрисс Менн.

   -- Пусть так, пусть так!-- сказал приходской сторож, видимо польщенный этим комплиментом.-- Пусть так! Быть может, они у меня есть, мистрисс Менн.-- Он допил стакан с джином и продолжал:-- Оливер теперь уже вырос и не должен больше оставаться здесь. Попечительный совет решил вернуть его обратно в дом призрения. Я пришел, чтобы взять его с собою. Приведите его сюда.

   -- Сейчас же иду за ним, -- отвечала мистрисс Менн, выходя из комнаты. Оливер, котораго успели уже очистить от наружнаго слоя грязи, покрывавшей его лицо и руки, был немедленно отведен в приемную комнату своей доброй повелительницей.

   -- Поклонись джентльмену, Оливер!-- сказала мистрисс Менн.

   Оливер отвесил поклон, который одинаково относился, как с приходскому сторожу на стуле, так и к трехугольной шляпе на столе.

   -- Хочешь идти со мной, Оливер?-- торжественным тоном спросил мистер Бембль.

   Оливер только что собирался сказать, что он готов идти отсюда с кем угодно, когда, взглянув наверх, заметил, что мистрисс Менн, стоявшая позади стула приходскаго сторожа, смотрит на него и с ужасным видом грозит ему кулаком. Он сразу понял, чего она хочет, потому что кулак этот слишком часто опускался на его тело и вследствие этого хорошо запечатлелся в его памяти.

   -- А она пойдет со мной?-- спросил бедный Оливер.

   -- Нет, она не может, -- отвечал мистер Бембль.-- Но время от времени она будет приходить и навещать тебя.

   Нельзя сказать, чтобы это было большим утешением для ребенка, который, не смотря на юный возраст свой, сумел притвориться и показать, что огорчен уходом отсюда. Да мальчику и не трудно было вызвать слезы на свои глаза. Голод и недавно пережитое наказание прекрасные пособники для всякаго, кто хочет плакать, а потому плач Оливера казался вполне естественным. Мистрисс Менн надавала ему тысячу поцелуев и, что было несравненно больше по душе Оливеру, дала ему кусок хлеба с маслом, чтобы он не проголодался по дороге к дому призрения. С ломтем хлеба в руке и в форменной коричневой фуражке на голове вышел Оливер вместе с мистером Бемблем из скорбнаго дома, где ни единое доброе слово, ни единый ласковый взгляд ни разу не осветили его тяжелаго, подернутаго туманом детства. А между тем, когда ворота коттэджа закрылись за ним, ему на душу легло тяжелое детское горе. Как ни были озлоблены маленькие товарищи, оставшиеся позади него, они были единственными друзьями его; он почувствовал себя вдруг совсем одиноким среди окружающаго его мира и это тяжело отразилось на его сердце.

   Мистер Бембль шел вперед большими шагами, а маленький Оливер, крепко уцепившись за рукав его, обшитый золотым галуном, семенил ножками рядом с ним, спрашивая через каждую четверть мили "близко ли уже?" На эти вопросы мистер Бембль отвечал коротко и резко.