Чарльз Диккенс. Приключения Оливера Твиста
I. Место рождения Оливера Твиста и обстоятельства, сопровождавшия его рождение.
К числу общественных зданий некоего города, настоящее название котораго я не хочу упоминать, желая по многим причинам быть осторожным, и не нахожу в то же время нужным придумывать для него другое какое нибудь вымышленное имя, принадлежал и дом призрения для бедных, какой вы можете встретить в большинстве городов, как больших, так и малых. В этом доме призрения -- указанием дня и числа также не желаю утруждать себя, тем более что эта первоначальная ступень развития последующих событий не имеет особеннаго значения для читателя, -- родился смертный, имя котораго начертано в заголовке этой главы. Спустя несколько времени после того, как смертный этот был стараниями приходскаго доктора водворен в мире печали и воздыханий, явилось серьезное сомнение в том, доживет ли малютка до того момента когда ему дадут имя. В последнем случае более, чем достоверно, что мемуары эти не появились бы в печати, а если бы и появились, то заняли бы всего лишь несколько страниц, имея, без сомнения, неоцененную заслугу в том, что представили бы собой наиболее точный и крепкий образчик биографии, какия встречаются в литературе всех веков и стран. Я не намерен вовсе утверждать, будто факт рождения в доме призрения для бедных, является сам по себе наиболее счастливым и завидным обстоятельством, какое может выпасть на долго человеческаго существа; я хочу только сказать, что факт этот был только счастливой случайностью для Оливера Твиста. Дело в том, что Оливеру было бы весьма трудно применить к себе самому некоторое правило, вызывающее первый акт дыхания, -- правило неприятное, но в тоже время равно необходимое для нашего существования. Несколько времени лежал малютка на маленьком матрасике, как бы колеблясь между этим миром и будущим: все шансы, само собою разумеется, были на стороне последняго. Будь Оливер в течение этого короткаго времени окружен заботливыми бабушками, безпокойными тетушками, опытными нянюшками и докторами глубокой мудрости, он погиб бы неизбежно и несомненно. Но так как при нем никого не было, кроме нищей старухи, потерявшей способность разсуждать вследствие непомернаго употребления вина, и доктора, исполнявшаго свои обязанности по контракту, то Оливер и природа справились с ними. Результатом этого явилось то, что после непродолжительных усилий Оливер начал дышать, чихать и наконец возвестил жителям дома призрения факт появления на свет обузы, тяжесть которой всецело ложилась на приход; возвестил он его криком таким громим, какого и следовало ожидать от ребенка мужскаго пола, получившаго всего каких нибудь три с четвертью минуты тому назад такой полезный дар, как голос. Не успел Оливер дать доказательство собственной и свободной деятельности своих легких, как одеяло, все покрытое заплатами и кое как брошенное на железную кровать, зашевелилось и на подушке слегка приподнялась голова бледной молодой женщины и слабый голос неясно произнес "следующия слова: "дайте мне взглянуть на ребенка прежде, чем я умру". Доктор сидел в это время у камина, то растирая ладони рук, то грея их у огня. Когда молодая женщина заговорила, он встал и, подойдя к ея кровати, сказал с оттенком гораздо большей доброты в голосе, чем этого можно было ожидать от него: -- О, вам еще нечего говорить о смерти! -- Спаси, Господи, ее бедняжку!-- сказала сиделка, поспешно пряча в карман зеленую стеклянную бутылку, содержимое которой она выпила с очевидным удовольствием, сидя в углу комнаты.-- Спаси, Господи, ее бедняжку, когда она проживет столько, как я, сэр, и будет у нея штук тринадцать собственных детей, которыя все умрут, за исключением двух, да и те будут с нею в этом доме... Не то запоет она тогда, спася ее, Господи! Подумайте только, что значит быть матерью такого милаго малютки. |
