Геннадий Петрович просверлил меня взглядом, затем развернулся и ушёл, а я поняла, что мне тоже пора. Весь последний час я буквально задыхалась. От неловкости и в попытке найти какую то общую, важную для нас тему. Получалось не очень.

Я аккуратно поставила чашку на журнальный столик, после чего с кресла поднялась.

  Пожалуй, я пойду.

Мама тут же вскочила.

  Марьяна, ты что, на Генку, что ли, обиделась?

Я качнула головой.

  Нет. Просто, думаю, нам всем нужно обдумать нашу встречу. – Я глянула на мать, на сестру, и сказала:   Приглашаю вас сегодня на ужин. В городе есть хороший ресторан? Лиля, закажи, пожалуйста, столик. Никто ведь не против?

Мамина улыбка стала благосклонной.

  Замечательная идея. Я тысячу лет не была в ресторане. – Засмеялась. – Со дня свадьбы, наверное.

Я тут же добавила:

  Геннадия Петровича я, конечно, тоже жду.

  Вот ещё,   негромко фыркнула мама. – Пусть дома сидит. А я проведу вечер со своими девочками.

Что ж, возможно, это, на самом деле, лучшее решение.

Провожать меня никто не пошёл. То есть, до дверей квартиры проводили, а по лестнице в подъезде я уже спускалась в одиночку. Если честно, даже обрадовалась этому. Почему то как только я вышла из квартиры матери, моё сердце, словно сдерживающееся последние пару часов, пустилось вскачь, щёки загорелись, и я едва удержалась, чтобы не припуститься по ступеням вниз бегом. Остановила себя, сказала себе, что это неправильно. Но я была расстроена и разочарована, что скрывать? Правда, пока никак не могла определить, чем именно.

Пал Палыч встретил меня на улице, расхаживал вокруг автомобиля. А когда меня увидел, остановился, и спросил, как только я подошла:

  Ну что?

Надо сказать, что в его короткой фразе волнения и переживания было куда больше, чем во всех словах моей матери за прошедший час. И мне, как в детстве, захотелось остановиться перед главным папиным охранником, и разрыдаться от бессилия. Пал Палыч в такие моменты всегда кидался мне на помощь. Вот только сейчас он мне чем поможет? Взрослой почти тридцатилетней женщине с ворохом странных проблем, которые нажила себе сама?

  Ничего,   буркнула я, и сама дернула ручку задней двери автомобиля. Рыков продолжал стоять, как изваяние, и о чем то думать.

Я села в машину, поняла, что он так и стоит, выглянула и позвала:

  Дядя Паш, поехали. – Я очень редко его так называла, потому что обычно Пал Палыч был сторонником служебной субординации, особенно, с тех пор, как я достаточно повзрослела. Помню, что это произошло в тот момент, когда мне исполнился двадцать один год. А тут за два дня я несколько раз обратилась к нему не как к сотруднику. Это добавляло переживаний, и мне, и ему. Говорило о том, что всё происходящее очень серьёзно.

  Ей надо было встречать тебя на коленях прямо у подъезда,   злился он, когда мы выехали со двора. – И прощения просить!

Я вздохнула.

  У всех своя правда.

  Это ты о чем? О том, что отец твой виноват?

  Нет. Я о том, что у всех своя правда. – Я сделала медленный вдох, правда, получился он едва ли не взахлеб. – Я должна относиться к этой ситуации здраво,   проговорила я. Но даже не для него, а, скорее, для себя. – Как взрослый человек. Прошлое от меня не зависит. Я должна простить чужие ошибки.

  Ошибки,   не удержался и фыркнул Пал Палыч. – У кого ошибки, а у кого вся жизнь наперекосяк.