Чарльз Диккенс. Призрак покойного мистера Джэмса Барбера
- Ты говоришь: "счастие"; нет! вовсе не правда! Подобного ничего не существует. Жизнь не есть игра случая; это не шахматная игра. Если ты теряешь, то пеняй на самого себя...
Эти слова были сказаны молодым лейтенантом британского флота мичману средних лет, а вдобавок его старшему брату.
- Не скажешь ли ты, что счастие вовсе не участвовало при производстве в лейтенанты джентльмена Боббина и при моей последней неудаче? возразил мичман.
- Боббин хотя и денди, но он хороший моряк, а.... лейтенант взглянул в сторону и замолчал.
- А я нехороший, конечно ты прибавил бы, еслиб только было у тебя побольше смелости. Но я тебе скажу, что в этом отношении, я гораздо лучше Боббина.
- На практике, может быть, не спорю, потому что ты десятью годами раньше его в службе. Я не говорю о практике, но о теории, которая также в своем роде дело важное, и в которой отказался от экзамена, продолжал молодой офицер довольно серьёзно и с видом печального упрека. - Ты никогда не изучал теории.
- Однако, послушай, мастэр Фердинанд, сказал пожилой мичман, начиная обнаруживать свое неудовольствие: - мне кажется, что такой разговор вовсе не кстати между братьями после пятилетней разлуки.
Молодой лейтенант взял за руку брата и просил его не принимать горячо к сердцу слов, сказанных с добрым намерением.
- Ну, хорошо, хорошо, отвечал мичман с принужденным смехом. - Другой раз будь поосторожнее, тем более, что сам никогда не был лучше того, кому делаешь упреки.
- Я признаюсь в этом с сожалением; но меня исправила несчастная кончина бедного Барбера.
- Чья? спросил старший брат, откидываясь назад и отталкивая от себя стакан. - Ужь не Веселаго ли Джэмми, как мы звали его, - моего однокашника на бриге "Роллак"?
- Именно его.
- Как! неужели он умер?
- Умер.
- Да это был наш задушевный приятель. Без Веселаго Джэмми никогда не совершались береговые наши путешествия во время якорных стоянок. Он понимал жизнь от носы до кормы, от топика и до киля. Он знал всех и каждого, начиная с первого лорда до последнего человека в мире. Я сам видел, как с ним поздоровался дюк, а спустя минуту его поддел какой-то странствующий актер и по приятельски угостил в таверне. Однажды он взял меня на бал к герцогине Доррингтон, где все его знали и он знал всех, а оттуда отправился в Сидровые Погреба, где одинаково был на дружеской ноге со всеми странными людьми. Он, был "брат", "член", "благородный гранд" и "президент" всех-возможных обществ. Знал все, что делалось в клубах и что говорилось в фэшионебельном свете. Знал, что давал лучшие обеды, и всегда был приглашаем на лучшие балы. Был чудесный знаток шампанского, и на скачках каждый старался держать за него пари. Умел роспевать модные романсы: и был четвертым из тех, кто мог танцовать польку при первом, её появлении. Портер, валлийские кролики, буртонский эль были также коротко ему знакомы, как и римский пунш, французская кухня и итальянские певцы. На море он всегда был что называется душою общества: устроивал театры, рассказывал анекдоты и пел комические песни, которые смешили даже коммиссара.
- Обширность и разнообразие сведений, оказал лейтенант Фид: - совершенно испортили всю его карьеру. - В последнее время, как тебе известно, он был отставлен от службы за невоздержность и неспособность.
- Когда ты видел его в последний раз?
- В-живых? спросил Фердинанд Фид, меняясь в лице.
- Без сомнения! Ужь не хочешь ли ты уверить, что видел его призрак?
Лейтенант молчал; а мичман вкусил длинный глоток своей любимой микстуры из равных частей воды и рому и намекнул своему младшему брату, чтоб тот рассказал призрак матросам, потому что он решительно не намерен был ни слушать его рассказа, ни верить ему. |
