– Ты бы мог попытаться снова. Начать сначала и заново подготовиться к ритуалу, но у тебя больше нет времени. Потому что ты сам отнял его у себя, выпив кровь архонта. Так скажи мне, стоила ли эта цена смелости, которую ты проявил, подумав, будто сможешь не просто удержать, а подчинить Пустоту?

Фирин молчал.

– Прямо сейчас ты хотел бы обнять меня верно? Обнять, прижать, разодрать на части, добраться до внутренностей и найти в этом спасение. И вместе с тем, ты хочешь, чтобы я жила. Вот почему ты дал мне остановить себя, когда я пришла.

– Данан, – выдохнул Фирин, холодея. – Что… оно с тобой сделало?

– Он со мной или я с ним – я уже и не скажу. Один мой знакомый часто повторял, что магия куда гибче, чем кажется. Он был прав. Но он забыл, что в мире магии нельзя получить что то значительное, не отдав что то взамен.

– И что… отдала ты?

Данан – или чем бы оно ни было! – ничего не сказала. Вместо слов она полностью обратила к мужчине лицо, отпуская внутри себя тень, и та заелозила, почуяв толику свободы, натягивая молочную кожу, заливая одинаково черным и зрачок, и белок в глазу на одной половине лица. Фирин смотрел, не дыша и не моргая. У чародейки чуть дрогнул вверх уголок губ. Она прикрыла веки, нахмурилась, осуществляя над собой усилие. Тень нехотя отступила, и левый глаз женщины снова привычно засеребрился с внешнего края.

– Это была ты, – шепнул Фирин потрясенно. – Женский голос, который я слышал все прошедшие годы. Но… как такое возможно?

– Не заставляй меня повторять, – усмехнулась чародейка. – Ты мечтал соединить его силу со своей и влиять на смотрителей. Но на деле я – то, чем ты хотел стать, выпивая кровь Темного. Аватара Пустоты.

«О о ох, – раскатисто прокатился внутри Данан вздох удовольствия. – Ну, наконец»

Фирин не двигался. Сокрушительное открытие, что все последние, особенно трудные годы, он с самого начала бился впустую, что он с самого начала проиграл, что с самого начала то, что предназначалось ему, досталось другой… Осознание бессмысленности стольких усилий и жертв потрясла мага.

Он облизнулся и сглотнул. Рот в самом деле чудовищно пересох.

Чем он хуже? Что он, слабее какой то человеческой девчонки?! Или эльфийки, которая вообще не была магом?!

– Как возможно, что ты все еще держишь это внутри и даже… контролируешь?! Отдаешь приказы… мне… и им, – еще более сокрушенно осознал Фирин, вспомнив, что Данан имела влияние даже на исчадий. – Как Тальвада справлялась веками?! А я… ПОЧЕМУ ОНО СОЖРАЛО МЕНЯ ТАК БЫСТРО?!

Он весь затрясся. Смысл происходящего ускользал от него. То, что кто то мог жить с Пустотой в крови веками, а у него самого не наскреблось и полных семи лет, хотя он выпил всего лишь глоточек крови архонта, разрывало ему голову и грудь замолченными стенаниями.

– Потому что все мы очень разные, Фирин. – Голос Данан утратил потусторонние краски, став снова обычным голосом чародейки Таламрин. – Кто то рождается магом, не выбирая этого. Как ты или я. Кто то рождается способным вынести опыты с амниритом, тогда как все его предшественники погибли от боли в руках теократов. Как Жал. Кто то, как Борво, может в шестнадцать лет гнуть подковы голыми руками, а кто то оказывается слабым и тщедушным, и болеет потом всю жизнь, умирая в двадцать лет от сквозняка. А кто то, Фирин, рождается устойчивым к воздействию Пустоты. Это невозможно узнать, пока не отведаешь крови исчадий. Но даже среди тех, кто сумел пережить посвящение и стал нашим братом или сестрой, не найдется смельчака, готового прикоснуться к сущности Темного.

– Так я что… смотритель теперь?

– Кто сказал? Фирин, я говорю лишь, что устойчивые к Пустоте становятся смотрителями.