А потом поступила совсем странно.
– Я выйду за тебя, – сказала она.
– Вот и хорошо, – ответил я и вдруг испугался. Женат. Опять. Луиза положила руки мне на плечи, и я поцеловал ее.
Оказывается, я хотел поцеловать ее целых… Неужели целых пять лет?
Она так удобно устроилась у меня а руках. Она гладила мне плечи. Напряжение сошло на нет, исчезло. Женаты. Мы. По крайней мере, располагаем сроком от трех до десяти лет.
– Моррис идет, – предупрещил я.
Она отпрянула.
– Он не имеет права тебя мучить. Ты ведь никому ничего не сделал! Как бы мне хотелось знать, что было в той таблетке! Что если я опытный убийца?
– А что, если я? Нам придется остерегаться друг друга.
– Ну, о тебе‑то мы все знаем. Ты – командир звездолета, переводчик с «монашьего»и чудо‑юдо, владеющее телепортацией.
– Плюс еще кое‑что. Есть и четвертая профессия. Я вчера принял не три таблетки, а четыре.
– Вот как? Почему же ты не сказал об этом Биллу?
– Смеешься ты, что ли? Я же вчера так окосел, что вполне мог проглотить руководство по организации революций. Не дай бог, Моррис пронюхает…
Она улыбнулась:
– Ты действительно думаешь, что принял такую таблетку?
– Нет, конечно.
– Но почему? Почему мы согласились? Что заставило нас принимать таблетки? Право, нам следовало бы быть умнее.
– А, может, «монах» сначала принял таблетку сам. Может, у них есть таблетки, обучающне втираться в доверие к инопланетянам.
– Я ведь и правда испытывала к нему доверие, – сказала Луиза. – Я помню. Мне представлялось, что он полон сочувствия. Неужели он действительно взорвет наше Солнце?
– Действительно взорвет.
– А четвертая таблетка не научила тебя, как помешать ему?
– Давай подумаем. Нам известно, что я принял курс лингвистики, курс телепортации для инопланетян и, безусловно, курс управления кораблем со световым парусом. На основании всего этого… Я мог и передумать и принять, в конце концов, курс карате для червей.
– Карате, по крайней мере, тебе не повредит… Слушай, Эд, если ты помнишь, что принимал таблетки, почему ты не помнишь, что в них было?
– Я вообще ничего не помню.
– Откуда же ты знаешь, что принял именно четыре?
– Вот, пожалуйста.
Я сунул руку в карман и вытащил целлофановую облатку. И сразу понял, что она не пустая. Внутри лежало что‑то твердое и круглое.
Мы смотрели на нее во все глаза, когда вернулся Моррис.
– У меня, должно быть, хватило ума сунуть ее в карман, – объяснил я. – Вчера ночью я, видно, почувствовал себя таким хитрецом, что решился обокрасть «монаха».
Моррис ветел таблетку в пальцах, как драгоценный камень. Она была бледно голубого цвета, с розовым треугольником, выжженным с одной стороны.
– Не знаю, право, посылать ли ее на анализ или принять самому. Да ниспошлется нам чудо. Возможно, тогда…
– И не помышляйте об этом. С моей стороны было очень неумно забыть, как быстро портятся эти таблетки. Обертка порвана. Таблетка уже часов двенадцать как испорчена.
Моррис грязно выругался.
– Отправьте ее на анализ, – предложил я. – Химики выделят РНК и сумеют, вероятно, определить, какие вещества используются в качестве основы. Думаю, что и содержащаяся в таблетке информация еще сохранилась. Но только не принимайте эту чертову штуку сами. Два‑три случайных изменения в структуре РНК, и ваши мозги превратятся в решето…
– У нас даже нет времени, чтобы отправить ее немедля в лабораторию. |