Я вложил таблетку в маленький пластиковый мешочек для бутербродов, отсосал из него воздух, завязал и поместил в морозильник. Вакуум и холод сохранят таблетку. Надо было мне вчера так поступить.

– С чудесами покончено, – горько сказал Моррис. – Вернемся к делу. Наши сотрудники будут патрулировать подходы к бару, еще несколько человек засядут внутри. Кто именно, вам не скажут, гадайте, если есть охота. Кое‑кому из ваших клиентов сегодня дадут от ворот поворот. Если они потребуют объяснений, им посоветуют следить за газетами. Надеюсь, что все это не нанесет большого ущерба вашему бизнесу.

– Напротив, мы на этом еще заработаем. Прославимся ведь. Вы и вчера так делали?

– Делали. Мы не хотели, чтобы бар был набит битком. «Монахам» могли не понравиться охотники за автографами.

– Вот почему зал вчера остался наполовину пуст.

Моррис посмотрел на часы.

– Пора открывать. Все готово?

– Сядьте у стойки, Билл. И ведите себя непринужденно, черт побери!

Луиза пошла включить свет.

Моррис уселся почти в центре. Его большая квадратная рука уцепилась за стойку.

– Еще один джин с тоником. А потом подайте мне тоник без джина.

– Хорошо.

– «Непринужденно»! Как я могу вести себя непринужденно? Фрейзер, мне пришлось сказать президенту Соединенных Штатов Америки, что если он не примет мер, наступит конец света. Мне пришлось лично сказать ему это!

– Он поверил?

– Надеюсь, что да. Он разговаривал так чертовски спокойно и ободрительно, что захотелось вопить и топать ногами. Бог мой, Фрейзер, что произойдет, если мы не сумеем построить пусковой лазер? Попробуем и не сумеем?

Я дал ему классический ответ:

– Глупость всегда заслуживает высшей меры наказания.

Моррис заорал мне в лицо:

– Будьте вы прокляты со своим высокомерием и со своими монстрами‑убийцами вместе!..

Секунду спустя он вновь обрел хладнокровие.

– Не обращайте внимания, Фрейзер. Просто вы рассуждаете, как капитан звездолета.

– Как это?

– Как капитан звездолета, способный обратить Солнце в сверхновую. Вы лично здесь ни при чем. В вас говорит таблетка.

Шут его возьми, а ведь он прав! Я сердцем чуял его правоту. Таблетка повлияла на образ моего мышления. Но ведь это аморально взорвать солнце, греющее чужой мир. Или нет? Я не мог больше полагаться на собственные представления о добре и зле!

В бар вошли четверо и заняли один из больших столов. Люди Морриса? Нет, торговцы недвижимостью, решившие обмыть сделку.

– Что‑то меня все время тревожило, – признался Моррис. – Много найдется причин, от которых самообладание трещит по швам. Например, приближающийся конец света. И все‑таки есть что‑то еще, что никак не давало мне покоя.

Я поставил перед ним джин с тоником. Отхлебнув, он продолжал:

– Отлично. И, наконец, я понял, что именно. Понял, когда сидел в телефонной будке и ждал, пока меня по цепочке говорящих улиток не соединят с президентом. Фрейзер, вы учились в колледже?

– Нет, только в школе.

– А между тем вы говорите совсем не как бармен. Вы употребляете сложные выражения.

– Неужели?

– Сплошь и рядом. Вы говорили о «взрывающихся солнцах», но сразу поняли меня, когда я упомянул о сверхновой. Вы говорили о водородной бомбе, но сразу поняли, что такое термоядерная реакция.

– Разумеется.

– У меня сложилось влечатление, вероятно, дурацкое, что вы выучиваете слова, как только я их произношу.

– Parlez – vous Francais? (1)

– Нет, я не знаю иностранных языков.