В динамике диктофона раздались резкие удары, как орехи кололи.

Пять.

Мамаев:

– Что ты наделал?! Что ты... Не стреляй в меня! Не стреляй! Не стреляй в меня!

Николай:

– Да ты что, Петрович?! Ты что?!

Мамаев:

– Не стреляй!

Николай:

– Да я...

* * *

Короткая автоматная очередь.

* * *

Тюрин выключил диктофон.

– По Николаю полоснул охранник из «штейера». Грамотно, по ногам. Забрала «скорая». Мамаев цел, увезли на Петровку, дает показания. Буров – пять пуль в живот. Насмерть.

– Доигрался, игрок! – бросил Артист. – Нашел с кем устраивать мировоззренческий спор!

– Как Николай пронес в банк пистолет? – поинтересовался Боцман.

– У него «Глок» с полимерной рамкой, – объяснил Тюрин. – Металлодетекторы реагируют на него, как на связку ключей. А может, прошли вообще без контроля. Референт провел их со служебного хода.

– Не понимаю, – сказал Муха. – Николай в самом деле хотел выстрелить в Мамаева?

Тюрин не ответил.

– Когда все это произошло? – спросил я.

– Стрельба – в восемь ноль пять.

Я посмотрел на часы. Без пяти три. Приказ «Приступайте» Буров сбросил на пейджер Калмыкова без пяти восемь. Приказа об отмене не будет.

* * *

Жить Мамаеву осталось семнадцать часов.

III

Когда Николай направил ствол «Глока» в живот Бурова, Мамаев оцепенел от ужаса. Каждый выстрел отдавался взрывом боли в мозгу. Держа пистолет маленькими, как у подростка, руками, по‑волчьи ощерившись, Николай нажимал и нажимал на курок и казалось, что этому не будет конца. Гильзы выскакивали и бесшумно падали на ковер. С каждым выстрелом длинное худое тело Бурова складывалось, как плотницкий метр, он уменьшался в росте, пока не стал похож на распластанную на полу цаплю с надломленными ногами и крыльями.

На мгновение Мамаева охватила злорадная, животная радость. Восемьдесят один миллион захотел? А пять пуль? Не хочешь? Жри, тварь! Жри, паскуда! Жри, жри! Но тут же боковым зрением увидел возникшую в дверях черную фигуру охранника с маленьким черным автоматом в руках и закричал, не понимая почему, но понимая, что кричать нужно и кричать то, что он кричит:

– Не стреляй в меня! Не стреляй! Не стреляй!

Детская растерянность отразилась на лице Николая, он потянул к Мамаеву руки, как бы успокаивая его. В правой руке по‑прежнему был «Глок». Он так с ним и упал на ковер, перерезанный по ногам очередью охранника, с тем же детским растерянным выражением на лице.

Мамаев сидел в кресле за письменным столом Бурова и не понимал, чего от него хотят заполнившие кабинет люди, сначала в черном – охрана банка, потом в синем – менты и в белом – врачи.

– Шок, – сказал кто‑то в белом. Мамаева перевели в курительную, уложили на диван, оголили руку. Он ощутил холод от спиртового тампона, потом укол и на какое‑то время забылся.

В сознание он вернулся сразу, без перехода. Голова работала ясно, четко. Он увидел нервно вышагивающего взад‑вперед по комнате знакомого генерала с Петровки и сразу закрыл глаза. Ему нужно было хоть немного времени, чтобы осознать свое положение.

* * *

Первая мысль была: пистолет. Его телохранитель застрелил президента Народного банка. Из пистолета «Глок». Проклятый идиот! Проклятый ублюдок! Приказал же ему Мамаев выбросить к такой матери пистолет! Сразу приказал, как только вчера вечером вышел из офиса после разговора с Тюриным.