Его телохранитель застрелил президента Народного банка. Из пистолета «Глок». Проклятый идиот! Проклятый ублюдок! Приказал же ему Мамаев выбросить к такой матери пистолет! Сразу приказал, как только вчера вечером вышел из офиса после разговора с Тюриным. Специально велел остановиться на набережной и выкинуть «Глок» в Москву‑реку. Самому нужно было выкинуть, но сил не было выйти из машины. Николай вышел, сказал, что выкинул. Показал пустую кобуру. Не выкинул, ублюдок! И сделал ситуацию безвыходной. Безвыходной! Потому что на этом «Глоке» – следак из Таганской прокуратуры!
Тюрин был прав: следователя убрали по приказу Мамаева. Опасен он стал своей прыткостью. Люська раскололась бы на первом допросе. Да и не стала бы она ничего скрывать, сразу сказала бы, что двенадцать тысяч долларов ее попросил отослать Мамаев. После этого механизм его комбинации стал бы дураку ясен. А следователь был далеко не дурак. И неизвестно, чего можно было от него ждать. Он понял, что попал на золотую жилу. Мало ему показалось новой «бээмвухи». Намекнул, что к ней очень нужен гараж. Получил гараж.
Мамаев никогда не требовал у Николая отчета, кто выполняет отданные им приказы. Он и на этот раз был уверен, что все сделано руками каких‑нибудь солнцевских или подольских. Нет, решил сам. В кайф ему было пришить мента!
Но это потом, остановил себя Мамаев, потом. Пройдет время, пока «Глок» отстреляют, проверят по гильзотеке и выйдут на Николая. Он не сразу расколется. Кто ему будет зону греть, если он сдаст Мамаева? Расколется, конечно, дожмут, но не сегодня и даже не завтра. Так что это проблема второго плана.
* * *
Ну что за черная полоса! Даже в малости не повезло! Что бы этому охраннику не взять чуть повыше и не полоснуть Николая очередью не по ногам, а по груди! И не было бы сейчас лишней головной боли!
* * *
Генерал все вышагивал от стены к стене с видом человека, готовящегося к важному разговору. Мамаев представлял, чем заняты его мысли. Мысли у этих продажных сук всегда заняты только одним: как бы побольше содрать с попавшего в трудную ситуацию бизнесмена. Но ты у меня сдерешь! Ты у меня, тварь, сдерешь!
Мамаев сел, нашарил в кармане пачку «Житана» и закурил. Генерал навис над ним и спросил с тем сочувствием, с каким спрашивают преступника, вина которого очевидна и не требует никаких доказательств:
– Как же так вышло, Петрович? А?
– Что вышло? Что? По‑твоему, я приказал этому ублюдку стрелять в Бурова?
– Знаю, что не ты. Я‑то знаю. Но вот как это выглядит со стороны? Твой охранник при тебе убивает президента банка. Приехал ты к нему по делу, с чемоданом «зеленых». Не договорились...
– Сколько я был в отключке? – перебил Мамаев.
– Почти два часа.
Мамаев посмотрел на часы. Десять пятнадцать. Два с лишним часа пропали. Отвалились, как кусок штукатурки. Булькнули. Два часа времени его жизни.
– Калмыков? – спросил он.
– Ищем. Ищем твоего Калмыкова. Но сейчас не о нем речь. Дело взял на контроль генеральный прокурор. Все наши на ушах стоят. Шутка ли: самого Бурова пристрелили. В собственном его кабинете! Резонансное преступление, Петрович. Как его приглушить? Только одним способом: свалить все на тебя. Трудновато будет отмазать тебя от этого дела. Прямо тебе говорю: трудновато.
– Меня? Себя! – рявкнул Мамаев. – Ты не меня будешь отмазывать, а себя! Понял, сука? Себя!
– Но, но! – отскочил генерал. – Полегче! Полегче, господин Мамаев!
– Заткнись! На первом допросе я буду говорить не о своих отношениях с Буровым. Я тебя заложу. По полной программе. У меня компромата на тебя выше крыши. |