|
Да и теперь еще доктор баловал Дезире, интересовался ее скотным двором, с удовольствием проводил послеобеденное время с нею, посреди ее кур и уток, улыбаясь ей своими проницательными глазами ученого. С каким-то ласковым восхищением он называл ее "большим зверьком". По-видимому, он ставил ее гораздо выше всех знакомых ему девиц. Вот почему Дезире с такой нежностью бросилась ему на Шею и закричала: -- Ты остаешься? Ты будешь завтракать? Доктор поцеловал ее и отказался, неловко силясь высвободиться из ее объятий. Она звонко засмеялась и вновь повисла у него на шее. -- Вот и напрасно! -- возражала она. -- У меня яйца совсем еще теплые -- прямо из-под кур. Я подкараулила: сегодня утром они снесли четырнадцать штук... Потом мы бы съели цыпленка, знаешь, белого, того самого, что клюет всех остальных. Ты ведь был в четверг, когда он выклевал глаз пестрому петушку? Дядя все еще сердился. Его раздражал узел на вожжах, ко- торый ему никак не удавалось развязать. Дезире принялась прыгать вокруг него и хлопать в ладоши, напевая тонким голоском, походившим на флейту: -- Да, да, остаешься, остаешься!.. Съедим цыпленка, съедим цыпленка! Дольше доктор сердиться не мог. Он поднял голову и улыбнулся. Дезире была так здорова, так оживлена, так непосредственна! Веселость ее была как-то беспредельна: она была так же откровенна, так же естественна, как сноп солнечных лучей, золотивший ее обнаженные руки и шею. -- Большой зверек! -- в восхищении пробормотал доктор. Дезире все еще подпрыгивала, а он взял ее за руки и сказал: -- Послушай, только не сегодня! Понимаешь, тут больна одна несчастная девушка. Я приеду как-нибудь в другой раз... Обещаю тебе! -- Когда? В четверг? -- продолжала настаивать Дезире.-- А знаешь, корова-то моя стельная! Вот уж два дня, как ей неможется... Ты ведь доктор, ты мог бы, пожалуй, дать ей лекарство! Аббат Муре, невозмутимо стоявший неподалеку, не мог не засмеяться. Между тем доктор весело вскочил в кабриолет и проговорил: -- Решено, я стану лечить корову... Подойди-ка поближе, звереныш, я тебя поцелую! Славно от тебя пахнет. Здоровьем пахнет! И ты лучше всех других на свете. Как хорошо стало бы жить на земле, если бы все были как ты, моя простушка! Он прищелкнул языком, лошадь тронулась, и пока кабриолет съезжал с пригорка, доктор все еще говорил сам с собою: -- Да, ближе к животной жизни, ближе к животной жизни,-- вот что нам нужно. Все тогда будут красивы, веселы, сильны. Вот о чем надо мечтать!.. Как ладно все идет у девушки: она блаженна и счастлива, как ее коровушка! И как неладно все у юноши, который вечно терзается в своей рясе!.. Немного больше крови, немного больше нервов -- и вот, пожалуйста: вся жизнь пошла насмарку! Эти дети--настоящие Ругоны и настоящие Маккары! Последние отпрыски семьи, полное, окончательное вырождение! И, подхлестнув лошадь, он рысью въехал на отлогий холм, который вел в Параду. |
