Она до такой степени естественно
сливалась со всеми самками своего двора, что как бы являлась общей его
матерью, с чьих перстов, без дрожи и трепета, словно ниспадал на все это
царство труд и пот родильных мук.
С тех пор, как Дезире попала в Арто, она проводила дни в полном
блаженстве. Наконец-то ей удалось осуществить мечту своей жизни,
единственное желание, тревожившее ее слабый, незрелый ум! У нее во владении
был целый скотный двор, предоставленный ей в полное распоряжение, и она
могла свободно растить там своих зверьков. И она окунулась в него с головою,
сама строила домики для кроликов, рыла прудки для уток, вбивала гвозди,
таскала солому и не выносила, чтобы ей помогали. Тэзе ничего более не
оставалось, как отмывать саму Дезире. Скотный двор был расположен за
кладбищем. Довольно часто Дезире приходилось даже ловить где-нибудь среди
могил любопытную курочку, перелетевшую через ограду. В глубина двора под
навесом находились курятник и помещение для кроликов; а по правую руку, в
небольшой конюшне, жила коза. Впрочем, все животные дружили между собой:
кролики гуляли с курами, коза мочила копытца в воде среди уток; гуси,
индюшки, цесарки и голуби водили компанию с тремя котами. Когда Дезире
показывалась у деревянной загородки, преграждавшей всему этому населению
доступ в церковь, ее приветствовал оглушительный шум.
-- Ага! Слышишь? -- сказала она брату еще у дверей столовой.
Когда она вышла вслед за ним на скотный двор и затворила за собой
калитку, птицы и животные набросились на нее с такой яростью, что скрыли ее
от глаз аббата. Утки и гуси, щелкая клювами, тянули ее за юбки; прожорливые
куры прыгали на руки и пребольно клевали их; кролики жались к ее ногам и
кидались ей прямо на колени. А три кота вскочили на плечи Дезире. Только
коза ограничилась тем, что блеяла в конюшне:
бедняжка не могла выбраться наружу.
-- Тише вы, животные! -- звонко закричала девушка и раскатисто
захохотала; все эти перья, лапки и клювы, теребившие ее, вызывали щекотку.
Но Дезире ничего не делала, чтобы высвободиться. Она часто говаривала,
что с охотой дала бы им себя съесть,--так "приятно ей было чувствовать, как
вокруг нее бьется жизнь, теплая, пушистая... Дольше всех упорствовал кот, ни
за что не хотевший спуститься с ее спины.
-- Это Муму,-- сказала она,--лапки у него совсем бархатные.
И потом, с гордостью показывая брату свои владения, прибавила:
-- Видишь, как здесь чисто!
Действительно, скотный двор был выметен, вымыт и вычищен. Однако от
взбаламученной грязной воды, от вывернутых на вилах соломенных подстилок
подымался такой нестерпимо едкий запах, что у аббата Муре сперло дыхание. У
кладбищенской стены возвышалась огромная куча дымящегося навоза. |