Обычно я беру деньги за дом вперед, тем и живу.

Мысли над темной водой

Над городом висела хмарь; белесо-серое небо опустилось низко, сгустилось, словно норовя коснуться крыш самых высоких зданий, шпиля телебашни, всего того, что устремлено вверх, что дерзнуло подняться из тлена и праха земли к облакам, хотя бы чуть-чуть.

Не был исключением и мост: его задранные к небесам столбы, перевитые толстыми тросами, окутывал на верхушках влажный туман. Но дождя не было. Пока или вообще – Бог весть, не верить же в этом сложном вопросе синоптикам, близкой родне жрецов невидимых атмосферных фронтов и гадалок на винтажном барометре. Сушь. Великая сушь. И только после щелчка прокуренным пожелтевшим ногтем – ураган.

Все по старику Джерому.

Мост, как и его собратья, казался сверху грубым стежком, сшивающим два берега на скорую руку пьяного патологоанатома. Центр и окраины. Левый и правый. Соединяющий одни дороги с другими, чтобы было где развернуться мощи коптящих в небо двигателей, было где оставить ворох резиновых пылинок, исправно сыплющихся с мокрых шин автомобилей.

Толстый и неряшливый шов на теле города.

– Дурак ты, Стас, – сказал отец. – И взрослый вроде как, женатый вон уже, а – дурак.

Он досадливо сплюнул. Слюна паутиной размоталась в воздухе и улетела под чьи-то колеса. Никто ничего и не заметил, равновесие мира не нарушить эдакой ерундой.

Они с сыном шли рядом по одному из стежков, сшивающих берега. По узкому тротуару, похожему на тюремный коридор для прогулок – с одной стороны непрерывная металлическая стойка, отделяющая их от фыркающих машин, от дороги, с другой – высокий, почти по грудь бетонный парапет, за которым пустота. Простор, ограниченный сверху облаками, а метрах в двадцати ниже – свинцовой рябью реки. Граница между материальным и вечным.

Было бы море – пахло бы солью, йодом и бескрайними просторами, а так – нет.

– Ну, пап…

– А что – пап? Живете в съемной квартире, а ведете себя с Юлькой как два миллионера. Я молчу про тряпки-вино, дело молодое, сам таким…

Отец споткнулся о металлическую полосу, одну из скрепок, поперечин огромного моста, негромко выругался.

– Но машина! Машина – это перебор, Стас! Сколько тебе за нее выплачивать?

– Пять лет, – буркнул тот.

Он был похож на отца, просто более молодая копия. На четверть века свежее, на полголовы выше. А так – и походка, и голос… От матери только цвет глаз – отцовские серые, строгие, а у Стаса зеленые, с пляшущими бесенятами в глубине.

– Через пять лет эта железка сгниет уже. Или разобьешь, где, ты же гонщик… А платить и платить. Могли бы и на трамвае кататься, а если срочное чего – такси вон. Яндекс.

– Пап, ну мои ж деньги… Наши, в смысле. Со свадьбы часть, да и заработали с Юлей за год кое-что.

– Твои. – Отец махнул головой, словно отгоняя невидимое, но надоедливое насекомое. Или просто по привычке откинул назад волосы, которые на самом деле давным-давно стриг коротко. – Но лучше на квартиру…

– Пап, ну глупо сейчас копить! Ипотеку не даст нам никто: доходы-то – сам знаешь. А машина нужна! Еще как нужна.

– Таксовать, что ли собрался? Бомбить, как раньше говорили? Совсем спятил.

Следующую полосу отец перешагнул, глядя под ноги. Не все же спотыкаться.

– Да нет. Ну… Просто нужна. Я тебе потом скажу зачем, ты поймешь.

– Стас!

– Все уже, все! Куплено. Перестань со мной… как с маленьким.

– А то ты большой…

Ветер настойчиво пытался сдуть их обоих ближе к дороге, по которой плотно – одна за одной – шли машины.