И Чин тоже поняла это. Не могла не понять. Не думаю, что сейчас ей намного легче, чем мне.

    Впрочем…

    Я стоял у окна и смотрел в сумерки, поглотившие маленькую Чин, которую родные и близкие друзья иногда называли Черный Лебедь Хакаса.

    Я был ее очень близким другом.

    Улетай, лебедь…

    3

    …Фальгрим явно задался целью всерьез споить меня. Он был излишне весел и многословен, нарочито громко шутил (а голос у Беловолосого и так - о-го-го!), постоянно подливал мне вина и изо всех сил старался не смотреть на мою укороченную правую руку, прятавшуюся в провисшем рукаве халата.

    За последние три дня я в полной мере успел оценить деликатность моих знакомых. Все были прекрасно осведомлены о руке бедного Чэна Анкора и все старались на нее не смотреть.

    И я в том числе.

    Только никому это не удавалось.

    И мне - в том числе.

    -  Наливай! - бросил я просиявшему Фальгриму. - Ах, судьбы наши бренные, кто был - того уж нет… Подымем чаши пенные, как говорил поэт!..

    Поднимать чашу можно любой рукой. И я пил, пил - заливая кровью виноградной лозы дорогой полосатый халат и мечтая опьянеть до беспамятства.

    И - не пьянел. А посему слушал последние новости Кабира в громогласном исполнении своего приятеля - о предстоящей помолвке племянника эмира Дауда, Кемаля аль-Монсора Абу-Салим и благородной госпожи Масако Тодзи; о приемах и балах; о госте города - Эмрахе ит-Башшаре из Харзы, которому ехидный и острый на язык шут эмира Друдл Муздрый успел прицепить кличку Конский Клещ, и кличка действительно пристала к бедному Эмраху, как тот самый клещ к конской… - Фальгрим смеялся долго и со вкусом, после чего продолжил: о купеческом караване из Бехзда, принесшем совсем уж несуразные слухи; о…

    Фальгрим все не умолкал, но я уже плохо слушал его, хотя это было и не очень-то вежливо. Два имени засели у меня в голове. Эмрах ит-Башшар из Харзы и Друдл Муздрый - шут, которого многие считали советником эмира Дауда. Впрочем, одно другого не исключало.

    Я вспоминал странное поведение харзийца во время нашей первой встречи у башни Аль-Кутуна и после нее, вспоминал многозначительные намеки Друдла, обильно сдобренные нахальством… Оба они безусловно что-то знали - что-то, что отнюдь не помешало бы знать и мне!

    Что?

    Хотя… Я невольно покосился на болтающийся рукав. Что мне с этого знания, каким бы оно ни было? Все знание мира не стоило пяти обычных крепких пальцев…

    Фальгрим перехватил мой взгляд - и осекся на середине фразы. Понял - зря, все зря. Зря пытался развеселить, отвлечь, напоить… Не казни себя, Беловолосый, не ты в этом виноват. А я и так благодарен тебе уже за саму попытку.

    Лицо молодого лорда Лоулезского стало серьезным и суровым. Сейчас он был чем-то похож на собственный двуручный меч-эспадон Гвениль, стоявший позади Фальгрима у стены рядом с моим Единорогом. На мгновение мне даже показалось, что и мечи тоже беседуют друг с другом - разве что вина не пьют.

    …Откуда у меня такие мысли? Спьяну, что ли? - так хмель меня сегодня не берет…

    -  Извини меня, Чэн, - неожиданно тихо заговорил Фальгрим, и его приглушенный бас напомнил мне рокотание отдаленного грома. - Я понимаю, каково тебе сейчас… а если не понимаю, то догадываюсь. Когда б я не проиграл ту проклятую рубку…

    Он помолчал, двигая по столу свою опустевшую чашу.