-  Здравствуй, рабыня! - обратился ко мне один из них.

    -  Здравствуйте, хозяева! Отвернулись, ухмыляясь, и пошли дальше.

    , Первая пара косматых мощных босков с блестящими рогами уже впряжена в повозку.

    Клитус Вителлиус разговаривает с Турнусом.

    -  Утром я, и мои люди, и все девушки уйдем из Табучьего Брода. А ты останешься. Я подарю тебя Турнусу, - сказал он мне ночью.

    В ужасе вскрикнув: «Хозяин!», я забилась от горя в его руках. А он - он, сунув мне в рот кляп, связал мне за спиной руки и, голую, спотыкающуюся, вытащил из мехов. Нашарил в темноте колодки - пару соединенных железным шарниром массивных продолговатых деревянных чурбанов дюйма по четыре толщиной, опрокинул меня на спину и встал надо мной с открытыми колодками в руках. Лежа навзничь со связанными за спиной руками, я пыталась сесть. Изо рта торчит кляп. Бешено уставилась на него. Глаза наши встретились. И тогда он овладел мною - торопливо, грубо, и вновь не смогла я устоять, и вновь, сама того не желая, забилась в его руках в блаженной рабской судороге. Он презрительно расхохотался. Потом, присев около, надел на мои щиколотки увесистые колодки, накинул, соединяя их, на скобу накладку, продел в скобу просверленный колышек и закрепил завязками. Колодки замкнуты. Будь у меня свободны руки, он замкнул бы колодки на висячий замок. А со связанными руками и колышка достаточно - не убегу. Стреножена. Я со стоном извивалась в грязи. Будто все внутренности наружу вытряхнули! В отчаянии я принялась созерцать звезды.

    А Клитус Вителлиус вернулся к своим мехам - спать.

    Вгрызаясь мотыгой в землю, я окучивала сул.

    Нещадно палило солнце.

    На шее - веревка. Руки покрылись волдырями. Держать мотыгу больно. Ломит спину. Каждый мускул терзает боль.

    Броситься бы ничком на землю, поплакать! Но надо мотыжить сул.

    -  Ты у меня научишься работать! - бросил мне Турнус. Да, работать я научилась. И научилась страдать. Быть рабыней крестьянина нелегко.

    Тяжела рабская доля.

    Вспомнилось, как уходил Клитус Вителлиус. Не оглянулся. Так хотелось крикнуть ему вслед, но я не смела. Боялась кнута.

    Быть рабыней крестьянина нелегко. Тяжела рабская доля.

    Как обжег кнут ноги выше колен, когда Мелина вела меня в конуру рабынь!

    -  Будешь мечтать о тунике подлиннее, рабыня, уж я тебя заставлю! - шипела она.

    Она протолкнула меня в дверцу, и я свалилась вниз - застеленный соломой пол на несколько футов утоплен в землю. Конура представляла собой клетку - опрокинутую набок и вкопанную в землю обычную решетчатую клетку для слинов. В нормальном положении высота ее была бы около четырех футов, ширина - шесть, длина - двенадцать. Опрокинув набок, ее превратили в человеческое жилище шести футов высотой и площадью двенадцать на четыре. Вход оказался сверху. От дверцы к полу вела деревянная лесенка со ступеньками-перекладинами. Конура утоплена в землю на четыре с половиной фута. Решетчатый пол покрыт досками, сверху набросана солома. Между досками проемы шириной в пару дюймов - чтобы не скапливались нечистоты. Крыша тоже сложена из закрепленных поверх решетки пригнанных вплотную досок. Обшита обрезками досок и решетчатая дверца. Ночью на крышу набрасывают непромокаемую ткань. Стоя на полу во весь рост, можно выглянуть наружу - плечи достают как раз до поверхности земли.

    Я свалилась на пол.

    Лязгнул металл, заскрипело дерево - над головой захлопнулась обшитая досками тяжелая решетчатая дверца. Зазвенела цепь - на щеколды навешивали два увесистых замка.