Изменить размер шрифта - +
- Рентген продолжим?
     - Конечно, продолжим! - осветился мальчик.
     И благодарно смотрел на нее.
     Он так понимал, что это - вместо операции. И ему казалось, что Донцова тоже так понимает. (А Донцова-то понимала, что прежде чем

оперировать саркому кости, надо подавить ее активность рентгеном и тем предотвратить метастазы.)
     Егенбердиев уже давно приготовился, насторожился и, как только Людмила Афанасьевна встала с соседней койки, поднялся в рост в проходе,

выпятил грудь и стоял по-солдатски.
     Донцова улыбнулась ему, приблизилась к его губе и рассматривала струп. Гангарт тихо читала ей цифры.
     - Ну! Очень хорошо! - громче, чем надо, как всегда говорят с иноязычными, ободряла Людмила Афанасьевна. - Все идет хорошо, Егенбердиев!

Скоро домой пойдешь!
     Ахмаджан, уже зная свои обязанности, перевел по-узбекски (они с Егенбердиевым понимали друг друга, хотя каждому язык другого казался

искаженным).
     Егенбердиев с надеждой, с доверием и даже восторженно уставился в Людмилу Афанасьевну - с тем восторгом, с которым эти простые души

относятся к подлинно образованным и подлинно полезным людям. Но все же провел рукой около своего струпа и спросил.
     - А стало - больше? раздулось? - перевел Ахмаджан.
     - Это все отвалится! Так быть должно! - усиленно громко вговаривала ему Донцова. - Все отвалится! Отдохнешь три месяца дома - и опять к

нам!
     Она перешла к старику Мурсалимову. Он уже сидел, спустив ноги, и сделал попытку встать навстречу ей, но она удержала его и села рядом. С

той же верой в ее всемогущество смотрел на нее и этот высохший бронзовый старик. Она через Ахмаджана спрашивала его о кашле и велела закатить

рубашку, подавливала грудь, где ему больно, и выстукивала рукою через другую руку, тут же слушала Веру Корнильевну о числе сеансов, крови,

уколах, и молча сама смотрела в историю болезни. Когда-то было все нужное, все на месте в здоровом теле, а сейчас все было лишнее и выпирало -

какие-то узлы, углы...
     Донцова назначила ему еще другие уколы и попросила показать из тумбочки таблетки, какие он пьет.
     Мурсалимов вынул пустой флакон из-под поливитаминов. "Когда купил?" - спрашивала Донцова. Ахмаджан перевел: третьего дня. - "А где же

таблетки?" - Выпил.
     - Как выпил?? - изумилась Донцова. - Сразу все?
     - Нет, за два раза, - перевел Ахмаджан.
     Расхохотались врачи, сестра, русские больные, Ахмаджан, и сам Мурсалимов приоткрыл зубы, еще не понимая.
     И только Павла Николаевича их бессмысленный, несвоевременный смех наполнял негодованием. Ну, сейчас он их отрезвит! Он выбирал позу, как

лучше встретить врачей, и решил, что полулежа больше подчеркнет.
     - Ничего, ничего! - одобрила Донцова Мурсалимова. И назначив ему еще витамин "С", обтерев руки о полотенце, истово подставленное сестрой, с

озабоченностью повернулась перейти к следующей койке. Теперь, обращенная к окну и близко к нему, она сама выказывала нездоровый сероватый цвет

лица и глубоко-усталое, едва ли не больное выражение.
     Лысый, в тюбетейке и в очках, строго сидящий в постели, Павел Николаевич почему-то напоминал учителя, да не какого-нибудь, а заслуженного,

вырастившего сотни учеников. Он дождался, когда Людмила Афанасьевна подошла к его кровати, поправил очки и объявил:
     - Так, товарищ Донцова.
Быстрый переход