|
О, как далеко зашло дело! Седая осанистая сестра помогла ему выпутаться из рукавов. - Под мышками вам не больно? - спрашивала Донцова. - Ничто не мешает? - А что, и там может заболеть? - голос Русанова совсем упал и был еще тише теперь, чем у Людмилы Афанасьевны. - Поднимите руки в стороны! - и сосредоточенно, остро давя, щупала у него под мышками. - А в чем будет лечение? - спросил Павел Николаевич. - Я вам говорила: в уколах. - Куда? Прямо в опухоль? - Нет, внутривенно. - И часто? - Три раза в неделю. Одевайтесь. - А операция - невозможна? (Он спрашивал - "невозможна?", но больше всего боялся именно лечь на стол. Как всякий больной, он предпочитал любое другое долгое лечение.) - Операция бессмысленна. - Она вытирала руки о подставленное полотенце. И хорошо, что бессмысленна! Павел Николаевич соображал. Все-таки надо посоветоваться с Капой. Обходные хлопоты тоже не просты. Влияния-то нет у него такого, как хотелось бы, как он здесь держался. И позвонить товарищу Остапенко совсем не было просто. - Ну хорошо, я подумаю. Тогда завтра решим? - Нет, - неумолимо приговорила Донцова. - Только сегодня. Завтра мы укола делать не можем, завтра суббота. Опять правила! Как будто не для того пишутся правила, чтоб их ломать! - Почему это вдруг в субботу нельзя? - А потому что за вашей реакцией надо хорошо следить - в день укола и в следующий. А в воскресенье это невозможно. - Так что, такой серьезный укол?.. Людмила Афанасьевна не отвечала. Она уже перешла к Костоглотову. - Ну, а если до понедельника?.. - Товарищ Русанов! Вы упрекнули, что восемнадцать часов вас не лечат. Как же вы соглашаетесь на семьдесят два? - (Она уже победила, уже давила его колесами, и он ничего не мог!..) - Мы или берем вас на лечение или не берем. Если да, то сегодня в одиннадцать часов дня вы получите первый укол. Если нет - вы распишетесь, что отказываетесь от нашего лечения, и сегодня же я вас выпишу. А три дня ждать в бездействии мы не имеем права. Пока я кончу обход в этой комнате - продумайте и скажите. Русанов закрыл лицо руками. Гангарт, глухо затянутая халатом почти под горло, беззвучно миновала его. И Олимпиада Владиславовна проплыла мимо, как корабль. Донцова устала от спора и надеялась у следующей кровати порадоваться. И она и Гангарт уже заранее чуть улыбались. - Ну, Костоглотов, а что скажете вы? Костоглотов, немного пригладивший вихры, ответил громко, уверенно, голосом здорового человека: - Великолепно, Людмила Афанасьевна! Лучше не надо! Врачи переглянулись. У Веры Корнильевны губы лишь чуть улыбались, а зато глаза - просто смеялись от радости. - Ну все-таки, - Донцова присела на его кровать. - Опишите словами - что вы чувствуете? Что за это время изменилось? - Пожалуйста! - охотно взялся Костоглотов. - Боли у меня ослабились после второго сеанса, совсем исчезли после четвертого. Тогда же упала и температура. Сплю я сейчас великолепно, по десять часов, в любом положении - и не болит. А раньше я такого положения найти не мог. |
