|
Тогда же упала и температура. Сплю я сейчас великолепно, по десять часов, в любом положении - и не болит. А раньше я такого положения найти не мог. На еду я смотреть не хотел, а сейчас все подбираю и еще добавки прошу. И не болит. - И не болит? - рассмеялась Гангарт. - А - дают? - смеялась Донцова. - Иногда. Да вообще о чем говорить? - у меня просто изменилось мироощущение. Я приехал вполне мертвец, а сейчас я живой. - И тошноты не бывает? - Нет. Донцова и Гангарт смотрели на Костоглотова и сияли - так, как смотрит учитель на выдающегося отличника: больше гордясь его великолепным ответом, чем собственными знаниями и опытом. Такой ученик вызывает к себе привязанность. - А опухоль ощущаете? - Она мне уже теперь не мешает. - Но ощущаете? - Ну, когда вот ложусь - чувствую лишнюю тяжесть, вроде бы даже перекатывается. Но не мешает! - настаивал Костоглотов. - Ну, лягте. Костоглотов привычным движением (его опухоль за последний месяц щупали в разных больницах многие врачи и даже практиканты, и звали из соседних кабинетов щупать, и все удивлялись) поднял ноги на койку, подтянул колени, лег без подушки на спину и обнажил живот. Он сразу почувствовал, как эта внутренняя жаба, спутница его жизни, прилегла там где-то глубоко и подавливала. Людмила Афанасьевна сидела рядом и мягкими круговыми приближениями подбиралась к опухоли. - Не напрягайтесь, не напрягайтесь, - напоминала она, хотя и сам он знал, но непроизвольно напрягался в защиту и мешал щупать. Наконец, добившись мягкого доверчивого живота, она ясно ощутила в глубине, за желудком, край его опухоли и пошла по всему контуру сперва мягко, второй раз жестче, третий - еще жестче. Гангарт смотрела через ее плечо. И Костоглотов смотрел на Гангарт. Она очень располагала. Она хотела быть строгой - и не могла: быстро привыкала к больным. Она хотела быть взрослой и тоже не получалось: что-то было в ней девченочье. - Отчетливо пальпируется по-прежнему, -установила Людмила Афанасьевна. - Стала площе, это безусловно. Отошла вглубь, освободила желудок, и вот ему не больно. Помягчела. Но контур - почти тот же. Вы - посмотрите? - Да нет, я каждый день, надо с перерывами. РОЭ - двадцать пять, лейкоцитов - пять восемьсот, сегментных... Ну, посмотрите сами... Русанов поднял голову из рук и шепотом спросил у сестры: - А - уколы? Очень болезненно? Костоглотов тоже дознавался: - Людмила Афанасьевна! А сколько мне еще сеансов? - Этого сейчас нельзя посчитать. - Ну, все-таки. Когда примерно вы меня выпишете? - Что??? - Она подняла голову от истории болезни. - О чем вы меня спросили?? - Когда вы меня выпишете? -так же уверенно повторил Костоглотов. Он обнял колени руками и имел независимый вид. Никакого любования отличником не осталось во взгляде Донцовой. Был трудный пациент с закоренело-упрямым выражением лица. - Я вас только начинаю лечить! - осадила она его. - Начинаю с завтрашнего дня. А это все была легкая пристрелка. Но Костоглотов не пригнулся. - Людмила Афанасьевна, я хотел бы немного объясниться. |
