|
- Что-то ко сну меня клонит, - говорю я Александре Евгеньевне. - Глаза слипаются. - А вы ложитесь, - говорит она, - я вам мешать не буду. Пожелала мне спокойной ночи, я ей взаимно. Ушла она, я дверь на ключ, потушил лампу, с шумом снял сапоги, лег на кровать и даже похрапывать начал. Лежать лежу, но заснуть себе не позволяю. Да и не хотелось спать. Час прошел, а может, и больше. Слышу, будто дверь хлопнула: негромко, точно кто-то закрывал дверь и не удержал. Чудятся мне какие-то шаги и голоса. Вслушиваюсь. Очень даже явственно чудятся голоса. Поднялся я как нельзя осторожнее, достал из кармана револьвер, подошел к двери и притаился. Стою, молчу и слушаю. Не шелохнусь, будто все во мне замерло. Время идет. Снова тишина наступила. Шаги стихли, голоса смолкли. Я прямо физически ощущаю, как идет время: секунда, еще секунда, еще секунда... Слух мой до того обострился, что мне казалось, будто я даже тиканье часов у старухи в комнате улавливаю, хотя, может быть, это просто сердце во мне так билось. Значит, стихло все. Открываю дверь еле-еле. Везде темно. Иду босиком по полу, сжимаю в руке револьвер, вслушиваюсь в темноте. Как будто журчат голоса. Иду через гостиную, через залу, как кошка иду, нервы напряжены, и не то чтобы я хорошо видел - прямо при помощи какого-то чутья ориентировался в темноте. Дошел до угловой комнаты, там у старухи самый ценный фарфор хранился. Дверь закрыта, но внизу пробивается сквозь щель слабый свет. Теперь уж сомнений никаких: разговаривают за дверью, и не один человек, а несколько. Подкрался я к двери. Все мужские голоса. Говорят о нападении, говорят негромко, о захвате какого-то здания толкуют. Юденича раза два помянули... Похолодел я. Вчера только в газетах прочел о том, что деникинцы Курск взяли. Вот, думаю, и в Питере закопошились гады. Нет, думаю, не бывать тому, чтобы вам отсюда целыми выбраться. Недаром послали меня сюда. А угловая комната, надо сказать, вроде мышеловки: три окна на улицу заделаны решетками и дверь из нее всего одна - в залу. "Ну, Ваня, - говорю мысленно сам себе, - действуй решительно, захвати этих врагов народа в собстственном их гнезде". Тут я, надо признаться, погорячился, не подумал как следует, дал чувствам волю. Пошарил рукой: ключ в двери. Эх, думаю, была не была! Раз, раз - повернул ключ. Тут еще в простенке комод какой-то золоченый стоял, тяжелый такой, плотный... С трудом, правда, но придвинул я его к двери, сам - к окну, рванул раму, распахнул, встал на подоконник. Слышу, поднялся в угловой комнате переполох, кто-то в дверь торкнулся, стучит, кто-то кричит из-за двери: - Открой, мерзавец, тебе же хуже будет! - А ну, гады, - кричу, - суньтесь только к окну или к двери - всех перестреляю! Понимаю, конечно: всех их мне одному не забрать, людей вызывать надо. |
