Ну, я объясняю, как было дело, оправдываюсь.
- А может, ты и в самом деле был пьян? - спрашивает Ковров.
Верно, обстоятельства против меня говорили, и я не обиделся, не было
резонов обижаться.
- Что ж, - говорю, - революционер я или шантрапа какая-нибудь?
- Ну ладно, - говорит Ковров. - Погоди немного, узнаем сейчас, каким
чайком потчует тебя твоя хозяйка.
Вызывает он своего помощника, передает ему пузырек, поручает съездить в
химическую лабораторию и привезти оттуда анализ этого самого чая.
- А ты, - обращается он ко мне, - погуляй пока, сходи на часок в музей
куда-нибудь, что ли.
Возвращаюсь я через некоторое время. Зовут меня к Коврову. Он сидит,
усмехается.
- Говоришь, не померещились тебе голоса? - спрашивает. - Пожалуй, что и
так. А то с какой бы стати угощать тебя морфием? Слышал: лекарство такое
есть, снотворное средство?
- В чаю-то? - спрашиваю.
- В нем самом.
- Значит, у меня от этого самого лекарства такой тяжелый сон?
- Пожалуй, что так.
- А я думал, - говорю, - что это со мной от скуки.
- А вот ночью сегодня ты сглупил все-таки, - говорит Ковров. - Шуму
много, а толку мало. Спугнул волков. Пусть думают, что в дураках нас
оставили, но, смотри, не проворонь еще чего-нибудь.
Пришел я домой, признаться, очень удрученный. Обидно было, что все мои
старания пропали впустую. А тут еще старуха новый удар мне подготовила.
Пришел я к себе в комнату, сел. Думаю: приходится все начинать сызнова.
Тут стук в дверь - Борецкая. Садится на стул как ни в чем не бывало и даже
улыбается.
- У меня к вам, Иван Николаевич, - говорит она, - просьба...
- А что за гости все-таки были у вас ночью? - не выдержал, перебил я
ее.
Глазом не моргнула.
- Это вам показалось, - говорит.
- Да какой там показалось, - говорю. - Мне вчера чего-то нездоровилось,
не спалось, я голоса ясно слышал...
- Нет, это вам показалось, - повторяет она.
- Жалко, - отвечаю, - что другие думают, будто это мне показалось. Ну,
да ладно. Говорите, какая просьба.
- А просьба у меня, - говорит она, - такая. Больше вашего мальчика,
который к вам ходит, я через свои комнаты пускать не буду. Очень неприятный
ребенок, шаловливый и грубый. Вы сами знаете, везде стоит редкая посуда.
Ответственность за ее сохранность лежит не на вас - на мне.
- Ходить ко мне мои знакомые могут, - возражаю я. - Я ведь здесь не в
одиночном заключении.
- Ходить к вам, конечно, могут, не спорю, - говорит она, - но если этот
ребенок, который уже разбил столько ценной посуды, будет продолжать здесь
бывать, я вынуждена буду обратиться в советские учреждения. Принимайте кого
хотите, но пусть вам дадут комнату в другом доме, а сюда вселят более
безопасного человека. |