Чедвик бегло записал кое‑что. Он мог бы поклясться, что Хейс выгибает шею, пытаясь это прочесть, так что он закрыл слова рукой, когда дописал.

– А если нам удастся сузить интервал, в который произошло убийство, вы сумеете подробнее рассказать нам, кто в этот момент мог находиться за сценой, как по‑вашему?

– Может, и сумею. Не знаю. Я же говорю, там был сущий бедлам.

– Представляю. Вы видели ее вместе с каким‑то конкретным человеком?

– Нет. Может, это была она, а может, и нет. Я только мельком поглядел. Там было много народу. Много всяких милашек. – Его лицо прояснилось. – Может, это даже была не она.

– Но давайте все‑таки сохранять оптимизм и предполагать, что это была она, хорошо? У девушки, которую вы видели, был на правой щеке нарисован цветок?

– Не знаю. Я же говорю, я даже не уверен, что это вообще была она. Многие девушки рисовали себе цветочки.

– А вдруг нам сумеет помочь ваша группа охраны?

– Может быть. Если они вспомнят.

– А журналисты рядом были?

– Еще бы. Но в мигающем режиме.

– Что вы имеете в виду?

– Это же палка о двух концах, понимаете? Реклама всегда пригодится, и прессу отпугивать не стоит, но при этом вы же не хотите, чтобы кто‑нибудь снимал каждый ваш шаг или описывал каждый ваш поход в сортир, верно? Мы пытались соблюсти баланс.

– И как вам это удавалось?

– Большая пресс‑конференция перед мероприятием, все интервью – строго по расписанию, с определенными исполнителями в определенное время.

– Где?

– В огороженной зоне прессы.

– Значит, журналистов не пускали за сцену?

– Да вы шутник!

– А фотографы там были?

– Только в пресс‑зоне.

– Не могли бы вы мне дать их имена?

– Ни одного не помню. Можете спросить у Мика Лоутона. Он отвечал на этом мероприятии за связи с прессой. Я вам дам его телефон.

– А телевидение?

– Они были здесь в субботу и воскресенье.

– Сейчас угадаю: в пресс‑зоне?

– Они почти все время снимали зрителей и выступления групп, при этом строго соблюдали закон об авторских правах: только с разрешения и все такое прочее.

– Мне нужны названия телекомпаний, которые в этом участвовали.

– Ну конечно. Как обычно, главные подозреваемые.

Хейс сообщил ему названия. Выбирать было особенно не из чего: Чедвик и без того сразу подумал о «Йоркшир телевижн» и «Би‑би‑си‑норт». Он встал, нагнувшись, чтобы не стукнуться головой о потолок.

– Мы с ними потолкуем, узнаем, можно ли взглянуть на их пленки. И с вашей охраной тоже побеседуем. Спасибо, что уделили мне время.

Хейс поднялся на ноги, вид у него был удивленный.

– Это что, все?

– Пока да, – улыбнулся Чедвик.

*

Помещение паба выглядело весьма колоритно: это было похоже на сцену из Диккенса, написанную с рембрандтовским чувством светотени. В зальчике с низким потолком выделялись две группы людей: одна играла в карты, другая была погружена в оживленную беседу. Грубые, потрепанные непогодой лица с морщинистыми щеками и носами картошкой озарялись свечами и огнем поленьев, потрескивавших в очаге. Двое за барной стойкой были моложе: местная девушка, бледная гибкая блондинка лет девятнадцати‑двадцати, которую Бэнкс, он был в этом уверен, где‑то видел раньше, и молодой человек примерно десятью годами старше, кудрявый, с клочковатой козлиной бородкой.

Когда вошли Бэнкс и Энни, все замерли и посмотрели в сторону двери; потом картежники вернулись к игре, а другая группа начала тихо переговариваться.