Ивонна улыбнулась:

– Даже сравнивать нечего! И как же мы обрадовались, когда все закончилось и Мак‑Гэррити осудили! Словно тучи над головой разошлись! Кажется, процесс начался только в апреле следующего года и тянулся недели четыре. Вся наша семья была на пределе. Но я все же вернулась в школу, сдала экзамены на аттестат А, а потом поступила в университет в Халле. Это было в начале семидесятых. Вокруг по‑прежнему было много длинноволосых, но я держалась от них подальше. Я уже получила урок. Серьезно засела за учебу и в конце концов стала школьной учительницей и женой университетского профессора. Он преподает здесь, в Дареме. У нас двое детей, мальчик и девочка, сейчас мальчик уже женился, а девочка вышла замуж. Вот вам и вся история моей жизни.

– Вы никогда не слышали, чтобы ваш отец выражал сомнения по поводу виновности Мак‑Гэррити? – поинтересовался Бэнкс.

– Нет, не помню такого. Он тогда словно выступил в поход. Даже представить не могу, что бы он сделал, если бы Мак‑Гэррити вывернулся. И без того вся эта история подорвала его здоровье.

– А ваша мать?

– Мама его поддерживала. Она была молодец. Конечно, ее просто придавило горем, когда он умер. Как и меня. Но потом она снова вышла замуж и жила довольно счастливо. Умерла она в девяносто девятом. Мы с ней были близки, до самого конца. Она жила совсем рядом, в нескольких минутах езды, и обожала внуков. Она даже до правнука дожила. Я рада хотя бы этому.

– Как славно, – заметила Энни. – Ну что ж, мы почти закончили. Нам осталось только спросить вас о смерти Робина Мёрчента.

– Басист из «Хэттерс»! Господи, меня это просто потрясло. Робин был по‑настоящему классный. «Хэттерс» были одной из моих любимых групп: отличные музыканты, к тому же мы считали, что они – из своих, из наших. Вы знаете, что они из Лидса?

– Да, – ответила Энни.

– Ну и о чем вы хотели спросить?

– Ваш отец ничего не говорил о его гибели?

– По‑моему, нет. А почему он должен был?.. Ах да! Господи, вот это меня и правда уносит в прошлое. Отец беседовал с ними во время истории с Мак‑Гэррити, он даже принес мне пластинку со всеми их автографами. Кажется, она у меня где‑то до сих пор лежит.

– Сейчас ее можно было бы продать за хорошие деньги, – заметил Бэнкс.

– О, я никогда этого не сделаю.

– Но все‑таки… он что‑нибудь говорил?

– О Робине Мёрченте? Нет. К отцу же эта история не имела отношения, верно? Мёрчент утонул следующим летом, после того как Мак‑Гэррити отправили в тюрьму, и отец стал чуть‑чуть поспокойнее. Я старалась не заводить с ним разговоров обо всех этих вещах: музыке, хиппи и всем прочем, – во всяком случае, после того как вернулась из Лондона. Я завязала с этим, и папа мне был признателен, так что больше он на меня из‑за этого не напускался. Я тогда налегала на подготовку к своим экзаменам уровня А.

– Не говорят ли вам о чем‑нибудь эти цифры? – Бэнкс вынул фотокопию форзаца из книги, принадлежавшей Нику Барберу.

Ивонна, наморщив лоб, посмотрела на нее.

– Боюсь, что нет, – ответила она. – Я вообще не сильна в математике.

– Мы считаем, что это могут быть даты, – объяснил Бэнкс. – Скорее всего, как‑то связанные с расписанием гастрольных выступлений «Мэд Хэттерс» или с чем‑то в этом роде. Но мы понятия не имеем, какие это месяцы и годы.

Энни взглянула на Бэнкса и пожала плечами.

– Ну что ж, – произнес тот, – это всё, если только у инспектора Кэббот больше нет к вам вопросов.

– Нет, – ответила Энни, вставая и наклоняясь, чтобы обменяться рукопожатием с Ивонной.