– Давайте все же попробуем уточнить время, – попросил он. – Сколько времени группа провела на сцене?

– Трудно сказать, – ответила Джун, глядя на Тилбрука. – Они долго выступали.

– Они играли «Не могу тебя бросить, детка», когда мы двинулись посмотреть, нет ли местечка поближе к сцене, – сообщил Тилбрук, – а когда мы вернулись, они ее еще не закончили. По‑моему, это была у них вторая вещь в программе, а первая была довольно короткая.

Чедвик понятия не имел, сколько длятся такие песни, но он сообразил, что, вероятно, сможет получить хронометраж композиций у Рика Хейса, с которым все равно собирался снова поговорить. Пока же ему было достаточно и этих сведений.

– Значит, примерно между часом ноль пятью и половиной второго?

– У нас не было часов, – ответила Джун, – но если вы говорите, что они начали в час, тогда да, прошло минут двадцать с начала их выступления, где‑то так.

Следовательно – час двадцать, а значит, Линду, видимо, убили между часом ночи, когда группа начала играть, и этим временем. Чедвик показал посетителям ее фотографию.

– Вы когда‑нибудь видели эту девушку? – спросил он.

– Нет, – ответили они в один голос.

Тогда Чедвик достал снимки Линды с незнакомыми ему людьми:

– Узнаёте кого‑то?

– Разве это не?.. – начала Джун.

– Очень может быть, – подтвердил Иэн.

– Так кого вы узнали? – поторопил Чедвик.

– Вот этих ребят. Они из «Мэд Хэттерс», – пояснил Иэн. – Терри Уотсон и Робин Мёрчент.

Чедвик вгляделся в фотографию. Он планировал побеседовать с «Мэд Хэттерс» сегодня днем.

– Хорошо, – произнес он, вставая. – Теперь, если вы не против, давайте спустимся в хранилище вещественных доказательств, и вы посмотрите на спальный мешок.

Они неохотно двинулись за ним.

*

– Я знаю, что вам надо успеть на поезд, – сказала суперинтендант Катрин Жервез рано утром в понедельник, – но я хотела бы переговорить с вами, перед тем как вы отправитесь.

Бэнкс сидел напротив нее, по другую сторону стола, в помещении, которое некогда служило кабинетом Гристорпу. Сейчас оно было обставлено куда скупее, и в шкафах стояли только книги по юриспруденции, криминологии и менеджменту. Исчезли переплетенные в кожу тома Диккенса, Гарди и Остен, которыми окружал себя Гристорп, а также пособия по ужению рыбы на муху и кладке стен без раствора. Только на одной полке красовались награды суперинтенданта за соревнования по стрельбе из лука и фотография в рамке, на которой она натягивала тетиву и целилась. Единственным настоящим украшением комнаты был висящий на стене плакат давней ковент‑гарденской постановки «Тоски».

– Как вам, по‑видимому, известно, – продолжала суперинтендант Жервез, – это мое первое расследование убийства подобного уровня, и я уверена, что мальчики и девочки в отделе немало позубоскалили по моему адресу.

– Не то чтобы…

Она отмахнулась:

– Неважно. Дело не в этом. – Она поворошила бумаги на столе. – Мне о вас многое известно, старший инспектор Бэнкс. Я считаю необходимым наводить подробные справки о людях, которые служат под моим руководством.

– Очень мудро, – отозвался Бэнкс, задаваясь вопросом: неужто его вызвали сюда лишь для того, чтобы заставить выслушать очередные банальности?

Жервез насмешливо взглянула на него.

– В частности, мне известно о вашей склонности к дешевому сарказму, – заметила она.