Тут же стояли обрубленные ноги степных
лошадей, огромные, с широко разросшимися, неуклюжими копытами. Мясник,
бородатый донец, кричал, размахивая над рогожей-фартуком кровавыми руками:
- Кому жеребчика степного? Холку, голову, весь озадок? Смачно жарить с
перцем, с чесноком - объедение!
- Ты, кунак, махан ел?
- Ел! - бойко отвечает мясник. - И тебе, казак, не запрещу: степная
жеребятина мягче теленка. Купи барана, вепря - тоже есть.
- А ну, кажи барана! Пса не дай...
- Пса ловить нет время, пес без рог... Баран вот!
- Сытой, нет? Ага!
- Нехристи! Жрут, как татарва: коня - так коня, и гадов всяких с червью
купят, тьфу! - Боярин плюнул, нахмурился; говоря, он понизил голос.
Дьяки, побаиваясь его гнева, отстали.
Старик, постукивая по камням, пыля песок посохом, шел, спешно убегая от
вида и запахов рынка.
- Идет не ладно, а сказать - озлится!
Молодой дьяк ответил бородатому:
- Пущай...
- Озлится! К гневному не приступишь, мотри...
Боярин разошелся в шинки: дубовые сараи распахнуты, из дверей и с задов
несет густой вонью - водки, соленой рыбы и навоза. Шинки упираются задами
в низкий плетень, у плетня торчмя вперед краснеют и чернеют шапки, желтеют
колени - люди опорожняются. Здесь едко пахнет гнилым, моченным в воде
льном.
Старик чихнул, полой кафтана обтер бороду и закрыл низ лица.
Отшатнулся, попятился, повернул к дьякам.
Заглядывая боярину в глаза, Ефим заговорил:
- Крепко у нас на Москве, боярин, эким по задам торгуют, чубатые еще
крепче, мекаю я?
- Занес, сатана! К церкви идем, а куды разбрелись? Водчий пес! Где -
так востер, тут вот - глаз туп.
- Церковь у них древняя, боярин, розваляется скоро. Наши им нову
кладут, да они, вишь, любят свое - так тут, подпирать чтоб, столбы к ней
лепят.
- Б...дослов! - зашипел боярин. - Кабы на Москве о церкви такое молвил
- свинцу в глотку: не богохуль на веру... Я ужо тебе!..
Дьяк ждал удара, но боярин опустил посох. Дьяк, сняв шапку, заговорил
жалостливо:
- Прости, боярин! Много от ихней бузы брюхом маюсь, ино в голове потуг
и пустое на язык лезет.
- Ну и ладно! Тому верю... Только не от бузы брюхо дует - от яства:
брашно у разбойников с перцем, с коренем, а пуще того - неведомо, кого
спекли: чистое ли? Ты, дьяк, ужо с опаской подсмотри за ними...
- Чую, боярин. Дай буду путь править вот этим межутком - и у церкви.
Старик, боясь опередить дьяка, шел, боязливо косясь на шинки, где со
столов висели чубатые головы и крепкие, цвета бронзы, руки. В шинках пили,
табачный дым валил из дверей, как на пожаре, слышались голоса:
- Рони, браты, в мошну шинкаря менгун!
- Пей! На Волге тай на море горы золота-а!
- Московицки насады да бусы [большие долбленые лодки] дадут одежи тай
хлеба-а!
- Гнездо шарпальников! - шипел боярин.
9
На площади собрались казаки и казачки, мужики в лаптях, в широких
штанах и белых рубахах, - к церкви скоро не пройдешь. |