|
- Так, боярин, всего лучше твою грамоту довести государю... За окном зазвенели детские голоса. Боярин сказал: - Дьяк, кто там воет? Ефим спешно кинулся и, приоткрыв окно, взглянул. - Козацки робята, боярин! Вишь, с поля идут, рожи царапаны. Не впервой - ежедень в бои играют. Голоса приближались, задорно пели: Дунай, Дунай, Дунай, Сын Иванович Дунай; Ты гуляй, казак, гуляй, - Воевод лихих не знай... Гей, Дунай, Дунай, Дунай. Боярин, вытянув на столе сухую желтую ладонь, сжал ее в кулак: - У батек переняли песню? Ужо, шарпальники, землю и спины вам распашем и воевод лихих посадим! А ну, дьяк, перечти-ка грамоту, да подпишусь, и припечатаем... 12 Разин сидит в шинке против распахнутой настежь двери. Кудри упали на лицо... За тем же широким, черным от многих питий столом сидят молодые казаки: Васька Ус и с бледным лицом, с шрамом на левой скуле, худощавый, костистый Сережка Кривой. Мертвый под бельмом глаз прищурен, правый остро и жадно глядит; блестит в ухе кольцо золотой серьги. Пьют крепкий мед из смоляной бочки, что у шинкаря за стойкой. Черноволосый грек зорко сторожит казацкие деньги; ждет, когда крикнут: "Подавай!" Против дверей вдали - палисад городской стены, ровен с землей - белая полоса берега Дона пылит дымной пылью, серебряной парчой светится Дон. Ряд боевых челнов застыл, чернея четко на рябоватом блеске воды. - Купчины с Воронежа дадут пороху, свинцу! - сказал Ус. - А тут они, в городе? - У сородичей в Скородумовой есть все! - А у меня, браты, есть боярское узорочье. Разин поднял руку с медным кубком и опустил; затрещала столовая доска, вздрогнули стены от голоса: - Соленой, меду-у! Грек выскочил из-за стойки, поставил, поклонившись, железный кувшин на стол: - Менгун, козаки, менгун... - Сатана! Даром не можно? Разин кинул на стол талер. - Узорочье есть, то сказывать нече, - челны набьем свинцом и - гулять! - Руки есть, головы - на плечах! - Пьем, браты! Ишь, сколь серебра на Дону, простору хочется! - Браты мы, Степан. Руку, дай руку! - Жилистая рука с длинными узловатыми пальцами протянулась через стол. Разин скрыл ее, сжав. Сверху легла широкая лапа с короткими жесткими пальцами Васьки Уса. - А тож я брат вам, казаки! - Пей, допивай! - Допьем, Степанушко! - А ты, Степан, опасись Корнея - не спуста отец твой Тимоша не любил его... - Сережка, знаю я, все знаю... - Нынче, Степан, тебя в атаманы? - Можно! Иду... Мимо дверей всех шинков прошел казак-глашатай, бивший палкой по котлу-литавре, висевшей на груди на кушаке. - Гей, гей, казаки! К станичной батько кличет... - Зряще ходим мы сколь дней, - круче решить надо, а то атаман опятит! - Не опятит, Серега, гуляем!.. Встали, пошли, тяжелые, трое... 13 Молодуха Олена, повязав голову синим платом из камки, косы, отливающие золотом, наглухо скрыла. |
