– Возможно, – сказал Рамон. – Я надеюсь.

– Ты надеешься? – сказал Гамильтон многозначительно.

– Я насчет травмы, – продолжал Рамон. – Как глубоко ее воздействие? Это было болезненное переживание, но, я думаю, это лишь часть проблемы. Мне почему‑то кажется, что вся ее жизнь – сплошное болезненное переживание.

– Я вижу, ты крупный специалист в области психологии, психиатрии и так далее, – заметил Гамильтон без тени улыбки.

– А я согласен с Рамоном, – сказал Наварро. – Мы ведь близнецы, – добавил он, словно извиняясь. – Что‑то во всем этом неправильно. Ее действия, ее поведение, то, как она говорит и улыбается, – трудно поверить, что она плохой человек, обыкновенная шлюха. Вот насчет Смита мы точно знаем, что он плохой человек. Мария к нему равнодушна, это понятно любому дураку. Тогда почему она с ним?

– Ну, – осторожно начал Гамильтон, – Смиту есть что предложить...

– Не обращай внимания на сеньора Гамильтона, – посоветовал Рамон. – Он пытается нас спровоцировать.

Наварро кивнул в знак согласия и сказал:

– Мне кажется, Мария в некотором роде узница.

– Возможно, – согласился Гамильтон. – А вам не приходило в голову, что и Смит в каком‑то смысле ее узник, хотя и не знает этого?

Наварро посмотрел на брата, потом, укоризненно, на Гамильтона:

– Ну вот, опять вы за свое, сеньор Гамильтон. Вам известно что‑то такое, чего мы не знаем, и вы нам не рассказываете.

– Я знаю то же, что и вы, и не претендую на то, что более внимателен или более глубоко мыслю. Просто вы еще молоды.

– Молоды? – возмутился Наварро. – Ни одному из нас никогда уже не исполнится тридцать лет.

– Я про это и говорю.

Гамильтон приложил палец к губам, потому что Мария пошевелилась. Она открыла глаза, все еще полные ужаса. Гамильтон ласково дотронулся до ее плеча.

– Все хорошо, – тихо произнес он. – Неприятности уже позади.

– Эта страшная, кошмарная голова... – хрипло прошептала Мария и задрожала.

Рамон встал и куда‑то отошел.

– Эта жуткая змея...

– Змея мертва. А вы живы и здоровы. Обещаем, ничего плохого с вами больше не случится.

Мария прилегла, стараясь успокоить дыхание, и закрыла глаза. Она открыла их снова, когда Рамон вернулся и опустился возле нее на колени. В одной руке он держал алюминиевую кружку, в другой – бутылку.

– Что у тебя там? – спросил Гамильтон.

– Превосходный коньяк, – ответил Рамон. – О таком можно только мечтать. Из личных запасов Смита.

– Я не люблю коньяк, – отказалась девушка.

– Рамон прав. Вам нужно немного выпить. Даже необходимо.

Рамон налил ей изрядную порцию коньяка. Мария попробовала, закашлялась, потом зажмурилась и в два глотка опустошила кружку.

– Вот и молодец, – сказал Гамильтон.

– Ужасно! – откликнулась Мария и посмотрела на Рамона. – Но все равно спасибо. Мне уже лучше. – Она окинула взглядом поляну, и в ее глазах снова появился страх. – Этот гамак...

– Вы туда не вернетесь, – успокоил ее Гамильтон. – Теперь там, конечно, вполне безопасно. Это чистая случайность, что анаконда оказалась на дереве, к которому был привязан гамак. Но мы понимаем, что вам туда возвращаться не хочется. Вы останетесь здесь, в спальном мешке Рамона, а мы будем всю ночь поддерживать огонь и по очереди дежурить до утра. Обещаю, что к вам даже комар не приблизится.