Воспоминания о дальнейшем развитии событий не доставляли Моцарту удовольствия и по сей день…

Он приподнял веко пациента. Реакция на свет живая. Стридорозное дыхание, характерное при обтурации путей кровью, было в норме, но пульс участился, наполнение слабело. Струйное вливание в две артерии подняло систолическое давление до восьмидесяти.

– Ставим капельницу… Реополиглюкин!..

Двое прохаживались в трех метрах от капота, изредка поглядывая на Авдеича. Остальные не выходили из машин. Авдеич прикинул, что бандитов никак не меньше шестнадцати. Важная, должно, фигура этот раненый, раз они поставили на карту столько жизней. И в больницу ехать не хотят. Ищут их, поди, по всей столице?..

Он положил голову на руль, прислушался к голосам в салоне.

– Давно работаете?

– Здесь три года, да в Первой хирургической двенадцать

– То‑то я гляжу… Зажим, быстрее! Межреберная кровоточит.

Взгляд Авдеича упал на сиденье, повернутое спинкой к лобовому стеклу. На нем лежал сотовый телефон.

– Есть реакция век!..

– Промедол однопроцентный.

Даже если просунуть руку по самое плечо – до телефона не дотянуться. Тот, кого басовитый назвал Комаром (или кто другой – они все в масках, леший их разберет!), курил напротив Авдеича на расстоянии плевка. Иногда их взгляды пересекались, и Авдеич поспешно отводил глаза в сторону. Попросить подать трубку Антонину?..

– Клипсируем сосуд!.. Быстрее!.. Атравматическую иглу!.. – сыпались команды. – Ну и крови у него!.. Фибриноген есть?..

– Протромбиновый комплекс.

– Давайте!..

Авдеич чувствовал, что там что‑то не заладилось и отвлекать их сейчас нельзя. Тем более что нужно было уловить момент, когда террорист отвернется, – это секунды три, за такой промежуток она просто не поймет, что от нее требуется.

Он согнул ногу в колене, подвел ее к рулю. Стараясь сохранить прямое положение корпуса и безразличие на лице, попытался дотянуться до сиденья. Нужно было сместиться вправо – не хватало каких‑нибудь десяти сантиметров…

К «скорой» быстрым шагом приблизился один из бандитов, бесцеремонно распахнул дверцу.

– Долго еще? – спросил нетерпеливо.

«Все, – мелькнуло в голове у Авдеича, – сейчас увидит телефон».

В салон потянуло бензином.

– Закройте дверь! – крикнул хирург.

Окрик подействовал: на забытый телефон бандит внимания не обратил. Как только он исчез, Авдеич повторил маневр.

– Увидите вы своих детей, увидите, – глазами улыбнулся Моцарт.

– У него озноб!

– Фторотановый наркоз, что же вы хотели? К тому же здесь меньше двадцати…

Третьего дня такой же озноб отмечался у Кати Масличкиной. Когда ее привезли, никто не хотел «вешать» «летальный исход» на отделение.

«Почему не в Склифосовского?»

«Вы же гений, вы Моцарт!..»

Дура!.. Следила бы лучше за дочерью.

Теперь Катя была и его ребенком. Он произвел ее на свет из груды костей и мяса. Внутрибрюшное кровотечение, шоковые легкие, внутрикапиллярное свертывание крови, множественные переломы ребер, стоп, голени, commotio сеrеbri – это не калибр 5,45 в легком здорового мужика.