Он уже решил, что непременно поменяет квартиру, в которую бандиты повадились захаживать в его отсутствие как в свою собственную, а может, и место работы, благо заманчивое предложение однокашника перейти в частную хирургическую клинику оставалось в силе, но все это – потом, по возвращении оттуда, где жаркое солнце высушит плесень страха, тоску, неустроенность, где морской прибой вымоет из памяти все, что мешает жить по‑прежнему – без самоедства и опасения разменять себя на пятаки.

«Экспресс» он покинул ни с чем, зато забронировал в авиаагентстве на Таганке два билета на завтрашний день в Адлер, решив, что без труда найдет пристанище и поживет «дикарем», не ограниченным временем и санаторным режимом.

Дело оставалось за Верой. Он позвонил в редакцию, но ее там не оказалось; трубку домашнего телефона взял Сухоруков, на вопрос, дома ли Вера, не ответил, после чего к телефону долго никто не подходил, и было неясно, что там происходит и как долго продлится эта хамская тишина.

– Алло…

– Наконец‑то! Привет, девчонка! Опять скандал?

– По‑другому не бывает. Ты где?

– Спускайся‑ка в нашу чебуречную и занимай очередь. Я на «Таганской», мчу к тебе с сюрпризом и бутылкой «Цинандали». Если это чревато – отрывайся со скандалом и паспортом! – Ничего более Першин говорить не стал, полагая, что интрига влияет на женщин пуще определенности.

Через полчаса он был на Сухаревке.

Вера стояла в очереди – за четыре человека до прилавка. Глаза ее были на мокром месте, но попытку отказаться от чебуреков Першину удалось пресечь.

– Понимаешь, он дурак, просто дурак, и все! – принялась изливать эмоции Вера, как только они заняли дальний столик в углу. – Но почему я должна жить под крышей собственного дома с дураком? Почему он решил, что знает все – как себя вести, как одеваться, с кем встречаться?.. Солдафон!

– Успокойся, – поцеловал ее Моцарт и наполнил стаканы. – Всезнайство – удел мещан и коммунистов. Те и другие представляют социальную опасность, но не в такой степени, как тебе кажется. Да, он солдафон, но его выбрала твоя мать, к тому же он поставил на ноги тебя и твоих братьев, и с этим нельзя не считаться.

– И что я теперь должна делать? Страдать вместе с ним оттого, что Зюганов сдает позиции?

– Терпеть.

– Сколько, черт возьми?

– Сейчас мы поедем на Таганку, выкупим забронированные билеты в Сочи. Самолет завтра в двенадцать из Внукова. Твое здоровье!

– С ума сошел! Как – в Сочи? А работа?

Першин с наслаждением выпил вино, надкусил горячий чебурек:

– Работа не волк. Справкой я тебя обеспечу. Диагноз Крейцтфельда‑Якоба устроит?

– Что это?

– Что‑то типа болезни куру.

– А что это такое, куру?

– Увеличение субарахноидальных пространств полушарий.

– Не хочу!

– Тогда считай вопрос решенным.

– А что потом? – не отводя от него глаз, отпила вина Вера.

– Я предпочитаю об этом не думать.

– А что делать мне?

Она силилась понять, шутит он или говорит серьезно, и ведает ли, что творит с нею, как плачевно может обернуться эта поездка к морю для нее, если увенчается необходимостью возвращаться домой. Не мог же он не понимать всего этого, а раз понимал, то чем иным, как не предложением, была эта поездка?

– Я разыскивала тебя с утра.