Вот если объём учебника и методичность изложения материала позволят это сделать — я буду двумя руками за то, чтобы рассказывать школьникам о Катыни. Со всеми упомянутыми нюансами. Чтобы дети были во всеоружии, чтобы не свалилось на них раньше или позже неизвестное им новое знание как прорыв в истину, как откровение: надо же, вот она, правда-то, а нам в школе все врали, мозги пудрили всякой там Брестской крепостью!

6. Почему мы не слышим дискуссий о том, как сделать учебник истории захватывающим и увлекательным? Может быть, этот учебник должны писать не историки, а группа психологов, педагогов, писателей-мифотворцев?

Да, это проблема. Наше поколение, то, что училось в школах в шестидесятых-семидесятых (его иногда называют последним российским поколением, получившим хорошее образование), девяносто процентов исторических знаний усваивало не из учебников, а из художественной литературы. Потому что в ней история была живой, захватывающей, драматичной и воодушевляющей. Литература с ходу давала мощные морализирующие переживания по поводу исторических фактов. От «Трёх мушкетёров» до «Живых и мёртвых». От «Чингиз-хана» до «Даты Туташхиа». От «Дочери Монтесумы» и «Капитана Блада» до «Моонзунда» и «Момента истины». Ныне, когда роль литературы в познании подростками мира резко упала, психологические аспекты попыток обогатить молодые умы историческим знанием особенно важны и особенно необходимы. Ведь никакое знание исторических фактов не делает человека гражданином; гражданин возникает лишь тогда, когда к этим фактам возникает отношение, определяемое системой ценностей, где Родина занимает одно из главных мест.

Однако знаю одно. Обучение — это не игра, не развлечение, и попытки сделать его таковым лишь искалечат детей. Учёба — их работа. Тяжкий труд, которым полна будет потом жизнь всякого приличного человека. Приучать к нему надо с детства, потом поздно будет.

7. Должны ли в учебнике присутствовать оценки событий с точки зрения прогресса и регресса?

Хорошо бы, но для начала придётся определить, что такое прогресс. И тут мы так увязнем…

При большевиках прогресс понимали как победу дела Ленина — Сталина в мировом масштабе. Современный европеец понимает прогресс как легализацию однополых браков. Худо у нас с пониманием сущности прогресса.

Исходя из самых базовых представлений о морали, я могу предложить понимать прогресс как уменьшение разрыва между богатыми и бедными в благосостоянии и жизненных возможностях. Уверен, очень многие меня поддержат. И как тогда нам придётся оценить всё, что происходит сейчас в нашей стране и в мире в целом?

С другой стороны, для некоторых прогресс — это столь головокружительное развитие науки, информатики и биотехнологии, когда тот, у кого найдётся чем заплатить, сможет стать бессмертным и неуязвимым, а все остальные будут элиту самозабвенно обслуживать, поставляя ей органы и стволовые клетки. И, когда кому-то из небожителей захочется поиграть в родителя, с радостью отдавать им своих детей в постоянное или временное усыновление — просто потому, что самим не прокормить; да и честь-то какая!

Но, как говорили в своё время нефтяники братского Азербайджана, «к шайтан пошёл такой работа»… Такой прогресс.

8. Самые сложные сюжеты — в XX веке. Целесообразно ли их оценку зафиксировать не по итогам битвы «партийных» интересов научных школ, а с помощью масштабных социологических опросов?

Нет. Ибо мы прекрасно знаем, как легко манипулировать массовым сознанием и какими причудливыми могут оказаться результаты свободных волеизъявлений. На умело проведённом референдуме вам скажут, например, что в академических НИИ все — зажравшиеся безмозглые мракобесы, а истинную науку наперекор остепенённым инквизиторам и душителям свободной творческой мысли двигают бездипломные экстрасенсы, народные целители и прочие Петрики.