А съёживаться авторитет Стругацких стал тогда, когда силу начало набирать поколение, не пропитавшееся сызмальства стремлением к светлому будущему. Ни к посюстороннему, ни к потустороннему… Ни к какому.

…В последние годы мы с Борисом Натановичем всё больше спорили. И мне сейчас так больно ещё и потому, что, как всегда выясняется в такой момент, самые главные слова оказались не сказаны, самые главные доводы не приведены и самые главные отпеты не услышаны.

Но, может, не всё потеряно?

В конце концов, известно, что в промежутке между смертью на кресте и воскресением Христос спускался в ад и проповедовал там. И вывел оттуда души ветхозаветных праведников, а заодно вообще всех тех, кто уже посмертно, страдая во тьме кромешной, уверовал в Слово его. Ведь эти люди оказались в аду не по своей вине, а по объективным, как говорится, причинам: потому, что жили и умерли до того, как Сын Человеческий родился в мире сём и подарил жившим при нём и после него людям шанс на спасение. Умершие до Рождества Христова были такого шанса изначально лишены не по собственному неверию, не по собственным грехам, но по никак не зависевшим от их воли обстоятельствам.

Может, это был не единовременный акт, не стартовый, как теперь принято выражаться, пакет — но прецедент. И тех, кто словно бы инстинктивно, словно бы по собственной природе своей живёт и действует так, что, носи они на груди крест, их можно было бы причислить к лучшим из христиан, к добродеям, прозорливцам, подвижникам и мученикам, если в силу исторических условий у них не сложилось с прижизненным воцерковлением, всегда с тех давних пор за руку выводит в рай лично Христос.

Может, я ещё сподоблюсь — разумеется, только если мне когда-нибудь посчастливится пройти тем же путём — увидеть их с братом, сидящих на старой армейской плащ-палатке, небрежно расстеленной под эдемским сикомором; конечно, как и здесь, на пару райских ярусов выше меня, но всё же так, что слышно будет. Может, мы ещё доспорим.

Хотя, наверное, там и спорить не понадобится.

Там всё будет так ясно…

Декабрь 2012

Родина-уродина

На днях российские телезрители посмотрели по вполне вроде бы государственническому каналу шумно разрекламированный и богато снятый сериал «Родина», скалькированный с американского прототипа «Homeland». Скалькирован он прилежно, многие реплики воспроизведены дословно и картинки — одна к одной, я специально пересмотрел исходник. У них первая серия кончается стоящим, глядя на Капитолий, Броуди — и у нас стоящим, глядя на Кремль, Брагиным… И так далее.

Но с самого начала просмотра «Родины» меня не покидало ощущение полной неестественности происходящего. С «Хоумлэндом» такого не было и в помине.

Хочется разобраться, почему.

Не буду своим дилетантским рылом углубляться в искусствоведение. Снято неплохо, добротно. И актёры замечательные (а дочка Брагина просто потрясающая) — что бы там ни говорили, будто эти лица примелькались и потому на них по определению противно смотреть. Хотя, признаюсь, порой мне было этих актёров по-человечески жалко: бедненькие, мол, как же они стараются сыграть то, что сыграть невозможно и потому, хоть пуп развяжи, достоверность не вытанцовывается. Ну, скажем, когда главные персонажи вынуждены изображать бурную вспышку прорвавшейся страсти после того, как паровоз посмотрел на них, как на Анну Каренину, да и покатил себе дальше по своим по-настоящему важным делам. Стройматериалы нужны народному хозяйству, топливо, щебень… Как говорил Урбанский в фильме «Коммунист»: людям хлеб нужен, хлеб! А эти позёры пусть на мосту друг с друга кофты рвут.