|
Я — принц-консорт, прав у меня было немного, потому могла как вступить в брак, так и разорвать по своей воле. Она сказала с едва заметной насмешкой: — Сочувствую вашему горю. — Я потерял королевство, — отрезал я сердито, — а вам хи-хи? Потому и не знаю, как сказать лордам. Они привыкли, что у меня одни победы! — Принц-консорт, — повторила она задумчиво. — Это не совсем настоящий брак, я думаю. А вот потеря королевства, да, понимаю. А второй ваш брак? Я отмахнулся. — У нас одна жена на двоих. С герцогом Мидлем, вы его видели. Так получилось, эта политика — сложная штука… Герцог Мидль оказался предельно корректным, не захотел оставаться с женой в мое отсутствие, это неблагородно, как он сказал, и тоже отправился в поход, хотя это и не в его натуре. Она посмотрела на меня с интересом. — Одна жена на двоих? Я сказал с неудовольствием: — Не понимаю, почему это вызывает такой нездоровый интерес! Это одна из норм здорового демократического общества: существование разных видов брака, в том числе и простейшей полиандрии. Хотя, конечно, полигамия интереснее. Она сказала поспешно: — Нет-нет, я о другом. В королевстве Бранденшир, насколько можно верить слухам, у королевы Юрги Великой четыре принца-консорта. И церковь не особо против, так как королевство процветает, а церковь кроме десятины получает еще и щедрые подарки. — Видимо, — пробормотал я, — ее мужья… члены Тайного Совета? Она кивнула. — Вы очень проницательны, ваше высочество. Именно потому она все еще на троне. А с этой половинной женой у вас… в порядке? — Да, — ответил я. — По крайней мере, так было, когда отправлялся в поход. Она подумала, сказала рассудительно: — Ваше высочество, даже этот половинный ваш брак дает право на трон королевства Шателлен. Потому пусть остается в силе. Я пробормотал в неловкости: — Но это не совсем… как бы… этично… Когда смотрю на герцога Мидля, что из-за излишней щепетильности отправился в этот поход, хотя человек он очень не воинственный, а больше домоседный… Она нахмурилась. — Вы простолюдин? — А что, заметно? — спросил я чуть задиристо. Она покачала головой. — Как раз у вас та особая простота, которая больше присуща настолько знатным и высокорожденным, что для них почти нет разницы между землепашцем, рыцарем или герцогом. — Ого, — сказал я. — Вы таких знаете? Она покачала головой. — Таких вообще нет. Я говорю о том впечатлении, которое вы производите. Люди, не очень уверенные в себе, везде и всячески подчеркивают свою знатность, титул, древность рода, выставляют напоказ драгоценности… Это везде и со всеми! Только вы… — Белая ворона, — сказал я. — Это хорошо. — Что хорошего, — возразила она. — Белую ворону остальные дружно клюют… — Но потеряв в цвете, — напомнил я, — ворона обретает что-то взамен! Либо острые когти, либо мощный клюв, либо стальные мускулы или непробиваемые перья… Она сказала настойчиво: — Какой бы особой вороной вы ни были, но у правителей другая этика, намного более строгая, чем у простолюдинов! Интересы государства вы должны ставить выше своих мелких… — Мелких? — Они всегда мельче, — ответила она твердо. |
