— Из всех пяти чувств неудовлетворенными остаются лишь вкус и осязание! — сказал клиент.
— Перед вами жена моего сына, — ответил мсье Донель, — вашим чувствам не суждено получить удовлетворения... В другой раз попрошу
предупреждать о приезде.
Это был старый клиент фирмы, страстный любитель роз, вот уже двадцать лет регулярно приезжавший к мсье Донелю поглядеть на розы и
приобрести новые сорта. Мартина не шелохнулась, она притворилась спящей — это было лучшее, что она могла сделать. Они прошли мимо.
Странный человек — папа Донель, думала Мартина. Часто его совсем не поймешь... Почему он вдруг выписал дамасские розы? Он не обязан никому
давать отчет, но тут вдруг сообщил, как бы между прочим, что в моду входят старинные сорта роз, так же, как в меблировке — стиль Карла X.
Мартина тогда же сказала Даниелю, что старик сделал это неспроста, он, конечно, осведомлен о проделках Даниеля и хочет ему помочь. Иначе зачем
бы он выписал именно те сорта, которые нужны Даниелю для новых скрещиваний? Даниель пожал плечами: отец хочет ему помочь? Но разве она не
слышала, как старик говорил, что чем заниматься опытами, лучше бы уж Даниель содержал танцовщиц. А Мартина все же думала, что папа Донель просто
не хотел, чтобы Даниель очень уж зарвался и пустил бы на ветер всю его ферму. Он ворчал и все же исподтишка помогал сыну. Но она ничего не
сказала об этом Даниелю, он бы только рассердился на нее. И ты против меня! А ведь Даниель очень уважал отца. «Такие люди, как мой отец, —
говорил он, — в прежние времена выражали дух Франции: толковые, неутомимые, терпеливые. Солдаты четырнадцатого — восемнадцатого годов. Но, черт
возьми, времена переменились! Куда теперь только не вторглась наука! С окопной войной покончено! Сейчас требуется терпение иного рода. Если
грянет война, человек в ней будет играть еще меньшую роль, чем пехотинец четырнадцатого — восемнадцатого годов.
А Сопротивление... Это же средние века, кустарная война холодным оружием. Я сам теперь представитель мирной армии ученых-искателей. Хотя я
стремлюсь открыть не средство от рака и не пенициллин... Но, если я сумею научным способом вывести розу, современную по форме, но с древним
ароматом, генетика сделает хотя бы крохотный шаг вперед. И если бы мой отец не был человеком пассивным, не приспособленным к XX веку, он не
мешал бы мне работать... Подумать только, какие здесь у нас идеальные условия — сочетание лабораторных опытов с практикой. Мой отец знает о
розах все, чему может научить жизненный опыт. Но беда в том, что я-то признаю значение практики, а он не хочет признать значения науки. Правда,
я еще не ученый, но ты ведь знаешь, я работаю, я стараюсь изо всех сил, уверяю тебя...» У Мартины и сейчас звучит в ушах его голос. Как он это
сказал, бедняга! С какой скромностью... Нет, он не воображал о себе бог знает что, как некоторые.
Проклятый Бернар! Потому что папа Донель... Мартина не спорила, она не хотела зря раздражать Даниеля, но подозревала, что мсье Донель
просто-напросто верит в науку не меньше, чем Даниель. Только он все-таки оставался крестьянином — этот мсье Донель, говорящий по-английски,
среди клиентов которого были крупные капиталисты и кинозвезды, весьма его уважавшие, и, как все крестьяне, он был недоверчив и упрям. Ясно, что
он хочет помочь Даниелю, но без излишних убытков. «Чтобы член семьи Донелей не интересовался розами — да это немыслимо!» — сказал мсье Донель,
когда Мартина впервые приехала на ферму. |