. А, да... Как же, как же...
Он так сжал губы, что рот его вдруг стал огромным, а щеки ввалились. Короткими затяжками он курил трубку. Остановив на Мартине
отсутствующий взгляд, он сказал:
— Знаешь, кто она, твоя Сесиль? Она — устрица.
Мартина вся съежилась: значит, пока Даниель молчал, он думал о Сесили. Она ничего не ответила, ожидая, что будет дальше.
— Все вы такие... Живая или нет — узнаешь только тогда, когда выжмешь на нее лимон... Немые, отливающие перламутровым блеском, но
жемчужины попадаются в них очень редко. Почему ты ей не отдашь свою квартиру?
Мартина всплеснула руками.
— Отдать ей квартиру?..
— Ведь она — почти растение... Ей там будет хорошо. А ты... — Даниель глядел на Мартину отрешенным взглядом, — ты из звериной породы... К
несчастью, зверь попал в пластмассовое окружение! Если бы я гнался за тобой, я очутился бы не в джунглях, а в больших универсальных магазинах, в
отделе хозяйственных товаров и предметов гигиены, среди пластмассовых губок самых восхитительных расцветок!
— Ну и пусть... — Мартина достала пудреницу. — Я тебя не совсем понимаю. Все это, наверно, не очень лестно Для меня. Зверь среди
пластмассовых изделий... Еще загадочнее, чем Пикассо... Приди в себя, Даниель. Попроси счет и пойдем...
Даниель должен быть в Версале рано утром. И все-таки они могли бы еще вернуться в отель. Иногда они так и поступали — правда, тогда
Даниелю приходилось вставать в шесть часов. Но сегодня он не предложил ей этого. Он спросил счет и отвез ее домой.
— До скорого... — сказал он, и машина умчалась.
XVI
Кредит открыт
Если бы не я рассказывала эту историю, я бы сказала Мартине — берегись! Одна петля спустилась, как бы все не расползлось. Но я Мартине не
ровня, где мне с ней тягаться. Помню... я была тогда совсем одна... Иногда встречала на Монпарнасе прелестную женщину. Она жила с человеком,
которого обожала, он был красавец, но пьяница и наркоман. Однажды вечером этот человек пришел ко мне, как всегда пьяный, и стал объясняться в
любви. Он не хотел уходить...
К счастью, кто-то неожиданно зашел и выгнал его. Он начал ходить за мной следом. Мне стыдно было смотреть в глаза его жене, но она
заговорила со мной первая. «Мелкая у вас душа, — сказала она, — вы не способны любить человека, если его при вас вырвет. Вы не в состоянии идти
до конца... Вам надо, чтобы все было чистенько и красиво. Я вас презираю», Молча слушая эти оскорбления, я понимала, как она страдает оттого,
что человек, которого она боготворит, вызывает в ком-то отвращение. Но то, что она сказала тогда, осталось во мне, как заноза, которая до сих
пор по временам причиняет боль. Где же мне тягаться с Мартиной? Она-то все доводит до конца.
Квартира была именно такая, о какой мечтала Мартина, Вы видели такие на глянцевой бумаге в иллюстрированных журналах: много воздуха,
света, все гладко и красиво покрашено. Правда, еще пусто — одна только кровать с эластичным пружинным матрасом, три табуретки из металлических
трубок, с ослепительно-желтыми пластмассовыми сиденьями, которые перетаскивали из комнаты в комнату, и раздвижной кухонный стол, одолженный
мадам Донзер. |