|
Ни он, ни она не сказали ни слова, пока не приехали в отель, где обычно встречались. Они не виделись целую неделю и сейчас не могли оторваться друг от друга, бормоча что-то и заикаясь, слепые и глухие ко всему на свете. Даниель проснулся, держа в своих объятиях Мартину, он увидел обои в разводах, потрескавшийся потолок, медные прутья кровати... Ему зверски хотелось есть и пить. Мартина что-то говорила. О чем это она? А, да она уже решила, какой у них будет матрас... — Матрас? Пружинный? Ну и что? Послушай, Мартина, я ничего не понимаю в том, что ты мне рассказываешь... Живо! Пошли чего-нибудь перекусить! Стоял сентябрь, жаркий, как август. В кафе на бульваре Сен-Мишель яркий свет, оглушительный шум. Посетители буквально сидели друг на друге. Молодые люди с бородками, короткие штаны в обтяжку... летний загар еще держался и был виден сквозь расстегнутый ворот рубашки... Мартина всех красивее — как птица с блестящим гладким оперением она выделялась среди девушек в узких штанах, в сандалиях на босу ногу, с лошадиными хвостами на голове. «Они никогда не моются... Противно смотреть...» — Мартина с отвращением отвернулась. Сама она была в безупречно белом платье; несколько нитей жемчуга обвивали ее шею, черные волосы коротко острижены и причесаны волосок к волоску, и даже на гладком лице царил удивительный порядок: расположенные абсолютно горизонтально брови блестели, короткие густые ресницы четко обрамляли матовые глаза, помада аккуратно обрисовывала контуры ее довольно большого рта с чуть припухшими губами. Поставив ногу на перекладину табурета перед стойкой бара, она, слегка изогнувшись, наклонилась вперед. Какая линия бедер! Богиня! Даниель пил уже третий стакан абсента — еще никогда в жизни его так не мучила жажда. — Эластичные пружины, — говорил он, — да, пружины — главное... Я теперь и думать не могу о любви без пружинного матраса!.. Мартина чуть не рассердилась: всегда он так легкомысленно относится ко всему, что имеет для нее огромное значение! Но она не могла удержаться от смеха, когда Даниель, стараясь ее успокоить, серьезно сказал: — Да, это страшно важно, я специально изучал вопрос... Волосы щеткой, широченные плечи, взгляд простодушно невинный... Он был и мужчиной, и в то же время ребенком — Даниель, которого она ждала всю жизнь, пока, наконец, не дождалась и теперь могла сказать: «Мой Даниель». Даниель, видимо, слегка опьянел, перестал дурить и вдруг насупился. Мартина как раз рассказывала ему обо всем, что произошло с Сесилью, и о том, какой страх она испытала — был момент, когда Мартина думала, что ей придется отдать Сесили их квартиру... Она рассказала также о приятеле мадам Денизы, который занимал какой-то пост в пластмассовой промышленности. — Прямо умора! — говорила Мартина. — «Думаю, что пластмасса мне не будет неприятна...» И это о мужчине! Сесиль — настоящий ребенок. Тут-то Даниель и помрачнел. — Что с тобой, Даниель? Последовал обычный ответ: — Ничего... — Ты не рад тому, что я с тобой? — Что?.. А, да... Как же, как же... Он так сжал губы, что рот его вдруг стал огромным, а щеки ввалились. |
