|
- На машине? - Это будет зависеть от метереологической сводки. Если объявят о новом снегопаде, поеду утренним поездом. Вот. Как легко. Мы беседовали, словно обычные супруги, спокойно, просто. Люди, которые увидели и услышали бы нас, могли бы принять нас за образцовую парочку. А ведь Изабель смотрит на меня то ли как на подлого труса, то ли как на убийцу. Я же твердо решил, что в понедельник изменю ей с Моной. Дом жил своей обычной жизнью, возможно, оттого, что он был очень стар и укрывал на своем веку уже немало поколений семейств. Правда комнаты со временем расширились. В некоторых были перенесены двери, воздвигнуты новые перегородки, а старые снесены. В семи, не больше, метрах от спальни был выдолблен в скале бассейн. Дом дышал. Временами из подвала доносился шум электрического нагревателя отопления, иногда слышалось потрескивание деревянной обшивки или балок. До самого декабря в камине у нас ютился сверчок. Изабель взялась за газету и надела очки. В очках глаза ее выглядели иначе, не столь безмятежно, а как бы испуганно. - Как поживает Хиггинс? - Очень хорошо. - Жена его оправилась после гриппа? - Забыл спросить у него. Мы были вполне готовы киснуть подобным образом весь вечер, и именно подобное существование я влачил семнадцать лет кряду. Глава 5 Все произошло так, как я и предполагал, и я не думаю, чтобы Мона была удивлена. Я даже уверен, что она ждала этого, а может быть и жаждала, что никак не обозначает, будто она влюбилась в меня. До этого дома у нас развернулся обычный уик-энд с дочерьми. Мы с Изабель съездили за ними в Литчфилд и минут пятнадцать беседовали с мисс Дженкинс, у которой маленькие черненькие глазки и плюющийся при разговоре рот. - Если бы все наши ученицы походили на вашу Милдред... По правде сказать, я ненавижу школы и все, что с ними связано. Во-первых, видишь и вспоминаешь себя во всех возрастах, что само по себе уже стеснительно. Потом, невольно вспоминается первая беременность жены и первый крик ребенка, первые пеленки, и, наконец, тот день, когда ребенка впервые ведут в детский сад и возвращаются оттуда без него. Годы отмечены, словно этапы, раздачей премий, в школе - каникулами. Создается традиция, которую воображают незыблемой. Родится другой ребенок, который следует тому же ритуалу, попадает к тем же педагогам. И вот перед вами уже пятнадцатилетняя дочь и вторая, двенадцати лет, и вы сами - человек на склоне лет. Как в песенке Джими Брауна: крестильные колокола, венчальные колокола и похоронные колокола. Потом все начинается сначала с другими. Первый вопрос, заданный Милдред, едва мы сели в машину: - Мама, я смогу отправиться с ночевкой к Соне? Они всегда спрашивают разрешения у матери, мое мнение совершенно не идет в счет. Соня - дочь Чарли Браутона, соседа, с которым мы поддерживаем более или менее дружеские отношения. - Она тебя пригласила? - Да. У нее будет завтра небольшая вечеринка, и она предложила мне переночевать. У Милдред такая аппетитная мордашка, что ее прямо-таки хочется съесть. У нее светлая кожа ее матери, но с веснушками под глазами и на носу. Она приходит от них в отчаяние, но они-то и составляют главное очарование дочери. |
