|
Я понимал, что пенять не на кого, как только на самого себя, ведь я сам ее избрал. И самое поразительное, что выбрал-то я ее назло себе. Чтобы она следила за мной? Судила меня? Удерживала от чрезмерных глупостей? Возможно. Мне трудно влезать обратно в ту свою шкуру, я уже слабо помню время, когда встретился с Изабель. Тогда я колебался, не присоединиться ли мне к Рэю в Нью-Йорке. Мне еще предлагали соблазнительную работу в Лос-Анджелесе. Кем бы я мог стать? Что бы со мной сталось без Изабель? Женился ли бы я на ком-нибудь вроде Моны? Зарабатывал ли бы я так же много денег, как Рэй, презирая себя, дойдя до жажды самоубийства? Ничего не знаю. И предпочитаю не знать и не задавать себе никаких вопросов. Мне всего лишь захотелось записать все, что произошло: четко, организованно и без лжи. Но я далек от этого. И вот, в моем-то возрасте, продолжаю выслеживать взгляды жены. Глава 2 Пасхальные каникулы были для меня очень тяжкими. Погода стояла лучезарная: каждый день светило солнце, и по небу скользили лишь легкие, слегка позолоченные облачка. Под окнами гостиной, среди камней, распускались цветы и жужжали пчелы. Несмотря на прохладу, девочки купались в бассейне, и даже их мать окунулась раза два. Мы ездили экскурсией на Кейп-Код и долго бродили босиком по песку на берегу моря, покрытого барашками. В глубине души я уже не чувствовал себя ни мужем, ни отцом. Я стал никем. Опустошенное чучело. Автомат. Даже моя профессия адвоката не интересовала меня больше, уж чересчур отчетливо я видел гнусность своих клиентов. Но я-то сам ничуть не лучше их. Я ничего не предпринял, чтобы предотвратить смерть Рэя, засыпанного снегом у подножия моей скалы. Вопрос вовсе не заключался в том, изменит ли мое вмешательство его судьбу. Беспощадная истина в том, что я пошел в сарай и уселся на красной скамейке. Тогда, в укрытии от бурана, выкуривая сигарету за сигаретой, я подумал, что Рэй умер или вот-вот умрет, и начал ощущать физическое удовлетворение, разогревавшее мне сердце. В ту ночь я открыл, что на протяжении всей нашей дружбы я не переставал завидовать ему и ненавидел его. Теперь я не был ни другом, ни мужем, ни отцом, ни гражданином, роль которых я так долго играл. Все это было лишь фасадом. Гробом повапленным <Библейское выражение о лицемерах и фарисеях. ("Подобитеся гробам повапленным" - раскрашенным снаружи.)>. Что же осталось? Во время каникул, которые не давали мне никакой возможности отвертеться, Изабель, воспользовавшись случаем, разглядывала меня внимательнее обычного. Можно подумать, что мое смятенное состояние восхищает ее. У нее и в мысли не было помочь. Нет, она употребляет дьявольские ухищрения, чтобы отрезать мне все пути к возврату. Например, я попытался два-три раза завязать разговор с Милдред. Она уже вступила в тот возраст, когда можно поговорить всерьез и по душам. Но всякий раз взгляд Изабель меня замораживал. Ее взгляд говорил: - Бедняжка Доналд... Неужели ты не понимаешь, что все твои усилия тщетны, ведь у дочерей нет с тобой ничего общего. Когда они были малютками, у меня как раз было очень много общего с ними. Они тогда куда охотнее обращались ко мне, чем к матери. |
