|
Похоже на то. В его возрасте это происходит довольно часто. Именно так они беседуют обо мне втроем. Готов поклясться. Как будто слышу их. Слышу полный терпимости голос Изабель, смотрящей на детей своими ясными глазами. Как успокоительно, когда на тебя так смотрят! Возникает ощущение погружения в душевную чистоту, соприкосновения с преданностью, над которой ничто не властно, даже время. Я прихожу в бешенство. В конторе секретарша тоже начала посматривать на меня с беспокойством. Если так пойдет дальше, чего доброго, все начнут меня жалеть. Жалеть или бояться? Я чувствую, что Хиггинс обеспокоен. Для этого старого негодника все в жизни просто. Каждый за себя. Все позволено, если не преступлен закон. А ведь существует тысяча легальных способов обойти закон. В этом - его профессия. Он ею занимается со спокойным цинизмом и без каких-либо угрызений совести. Лейтенант Олсен проехал мимо меня, когда я направлялся на почту. Он неопределенно помахал мне рукой из своей полицейской машины. Думает ли он еще о Рэе? Ведь подобным людям, если что взбредет на ум... Ладно! Тем хуже! Я позвонил Моне из конторы. Не стесняясь. Секретарша и Хиггинс могли слышать мой разговор, потому что мы имеем привычку не закрывать дверей, за исключением тех случаев, когда принимаем клиентов. Телефон долго гудел без ответа, и я уже испугался, что она еще не вернулась с Лонг-Айленда, куда поехала на несколько дней к друзьям, у которых там имение, лошади, яхта. Я с ними не знаком. Она не назвала их фамилии, и я не спрашивал. У нее и у Рэя было много друзей. Да и до встречи с Рэем у нее их было достаточно. Часто, когда мы идем куда-нибудь вместе, с ней многие здороваются, причем некоторые весьма фамильярно бросают: Хелло, Мона... Поскольку я ее сопровождаю, я тоже неловко отвешиваю поклон, не задавая ей никаких вопросов. Иногда она говорит, как будто это все объясняет: - Это Гарри... Или: - Это Элен... Кто такой Гарри? Кто такая Элен? Возможно, какие-нибудь театральные, кинематографические или телевизионные знаменитости. Рэй, работая с Миллерами, уделял много внимания бюджету телевидения. Это даже стало его специальностью, и, возможно, именно оттого он попросил свою жену перестать там работать. Ее работа ставила его в фальшивое положение. А теперь? Не хочет ли Мона вновь начать работать? Мне она об этом не говорит. Наша интимность не затрагивает таких областей. Большой участок ее жизни совершенно мне неизвестен. - Алло, Мона? - Да, да, Доналд... Как прошли праздники? - Плохо... А у вас?.. Как было в Лонг-Айленде? - Закружилась там. Ни минутки не было свободной... Каждый день приезжала новая партия гостей... Иногда десять, двадцать человек сразу. - Ездили верхом? - Даже свалилась с лошади, но, к счастью, не разбилась. - Катались на яхте? - Два раза. Сильно загорела. - Завтра вы свободны? - Постойте... Какой завтра день? - Среда. - В одиннадцать часов. - Я буду у вас в одиннадцать... Это был наш час, час туалета, самый мой любимый, я смаковал его с чувством полного обладания, законченной интимности. |
