Изменить размер шрифта - +
Я плохо разбираюсь в медицине, но мне хорошо известно, что очень трудно определить, насколько серьёзно человек болен туберкулёзом. Что же касается психических расстройств, то их очень просто симулировать. Один из этих троих может быть таким же здоровым человеком, как мы с вами, или же считать себя таковым. Если подумать, то все трое могут оказаться такими. Мне не нужно говорить вам, мистер Маккиннон, что полно людей, которые настолько устали от бессмысленности, чудовищности войны, что они готовы прибегнуть к любым средствам, лишь бы избавиться от неё. Их обычно называют симулянтами, зачастую несправедливо. Просто они всем уже насытились и больше терпеть не в состоянии. Во время Первой мировой войны значительная группа британских солдат была охвачена неизлечимой болезнью, которая гарантировала возвращение на родину. Называлась эта болезнь РСД – расстройство сердечной деятельности. Более бесчувственные английские врачи называли её просто «рвать со службы домой».

– Да, я слышал об этом. Лейтенант, я по природе не любопытен, но можно мне задать вам вопрос личного характера?

– Конечно.

– Ваш английский. Он намного лучше моего, то есть вы так говорите, что даже в голову не придет, что вы – иностранец. У вас произношение, как у англичанина, точнее, как у англичанина, закончившего среднюю школу. Смешно.

– Ничего смешного нет. Вы ничего не упускаете из виду, мистер Маккиннон, и в этом вы тоже правы. Я действительно учился в английской средней школе. Моя мать – англичанка, а отец долгие годы служил атташе в германском посольстве в Лондоне.

– Так, так, так, – произнёс Маккиннон, качая головой, и улыбнулся. – Ну, это уж чересчур. Действительно чересчур. Два потрясения буквально за какие‑то двадцать минут.

– Если бы вы мне объяснили, о чём вы говорите...

– О сестре Моррисон. Вам нужно с нею быть вместе. Я только что узнал, что она наполовину немка.

– О господи! Вот это да! – Сказать, что Ульбрихт был ошарашен, значит преувеличить реальность, но то, что он был поражён, в этом сомнений быть не могло. – Ну конечно же, у неё мать – немка. Потрясающе! Должен сказать, боцман, это сразу же поднимает серьёзный вопрос. Я хочу сказать, что она всё‑таки моя медсестра. Военное время. Международные осложнения, вы прекрасно всё понимаете.

– Я ничего не знаю и ничего не понимаю. Вы просто оба выполняете свои обязанности. Как бы то ни было, она вскоре придет навестить вас.

– Навестить меня? Мерзкого нацистского убийцу?

– Вполне возможно, отношение её изменилось.

– Конечно, под давлением.

– Она сама это предложила и даже настаивала на этом.

– Ну ясно, придёт со шприцем. Вколет мне летальную дозу морфина или ещё что‑нибудь в этом духе. Но к делу. Я вернусь к нашим шести ходячим, но не раненным. Поле поисков расширяется, согласны со мной? Подкупленный симулянт или, что то же самое, больной туберкулёзом. Как вам это нравится?

– Мне это вообще не нравится. Как вы думаете, сколько подкупленных типов, шпионов, диверсантов среди тех, кого мы подобрали с «Аргоса»? Я понимаю, что это ещё одна идиотская тема для размышления, но вы же сами сказали, что мы ищем несуразный ответ на несуразные вопросы. А если уж говорить о несуразных вопросах, вот вам ещё один. Откуда мы можем знать, действительно ли «Аргос» подорвался на минах? Нам только известно, что танкеры необычайно прочны, имеют много отсеков, а этот возвращался с совершенно пустыми баками. Танкеры погибают с трудом, и даже перегружённые, торпедированные, они выживают. Мы даже не знаем, был ли «Аргос» торпедирован. Может быть, его захватили диверсанты, чтобы иметь возможность проникнуть на наше судно. А, как вам это нравится?

– Как и вам, вообще не нравится.

Быстрый переход