– Андропулос лгал о втором топливном баке. Он связан с основными центрами торговли оружием. То обстоятельство, что у Александра был свой радиоприемник, особого значения не имеет. Можно предположить, что Ирен Чариал часто заглядывала в каюту к своему дядюшке. Если бы она вдруг увидела у него этот приемник и поинтересовалась, зачем он ему нужен, когда в каюте имеется другой, – как бы он это объяснил? А к Александру она бы не стала заглядывать. Поэтому радиопередатчик и был у Александра.
– Вы упомянули, сэр, о возможности существования лазутчика на этой американской военно‑воздушной базе, – сказал Тальбот. – Думаю, тут дело не в одном человеке. Здесь действует целая группа агентов. Вы не считаете, что следует направить донесение в Пентагон, ЦРУ и в разведку ВВС? Пускай почешутся. Вероятно, они уже со страхом ждут очередных сообщений с борта «Ариадны». А вот необходимости в вашей поездке в Вашингтон, чтобы предстать перед всей этой публикой лично, я не вижу.
– Мы уже привыкли к тому, что нас забрасывают камнями и поливают грязью. Что там у вас в коробке?
– Коробку старшина Грант прихватил в каюте Андропулоса. Мы ее пока что не открывали. – С большим трудом Тальбот открыл крышку. – Водонепроницаемая. – Он быстро просмотрел содержимое. – Эти бумаги ни о чем мне не говорят.
Хокинс взял у него коробку, перебрал несколько бумаг и покачал головой.
– Для меня это тоже китайская грамота. А для вас, Денхольм?
Денхольм стал копаться в коробке.
– Все бумаги, естественно, на греческом языке. Представляют, по‑моему, списки имен, адресов и телефонных номеров. Только смысла я в них не вижу.
– А мне казалось, что вы понимаете по‑гречески.
– Понимать‑то я понимаю, но греческого шифра не знаю. Все записи шифрованные.
– Черт побери! Шифр! – с чувством воскликнул Хокинс – Информация может оказаться срочной и жизненно необходимой.
– Похоже на то, сэр, – сказал Денхольм, глядя на оборотную сторону некоторых бумаг. – Здесь напечатана «Одиссея» Гомера. Думаю, это неслучайное совпадение. Если бы мы знали, как использовался текст поэмы для шифровки, прочесть бумаги не представляло бы для нас никакого труда. Но ключика к этому у нас нет. Он – в уме у Андропулоса. Анаграммы и кроссворды, сэр, у меня на родине непопулярны. Расшифровывать я не умею.
Хокинс с тоской посмотрел на Тальбота.
– Очевидно, среди вашей разношерстной команды шифровальщиков нет?
– Насколько мне известно, нет, сэр. Тем более речь идет о греческом шифре. Хотя, как мне кажется, найти шифровальщика несложно. У греческого министра обороны и его секретной службы в штате они должны быть. Надо просто послать радиограмму. Какие‑нибудь полчаса, и все готово, сэр.
Хокинс посмотрел на свои часы.
– Два часа ночи. Все нормальные шифровальщики в это время дома, в теплой постели.
– Как и все нормальные адмиралы, – заметил Денхольм. – За исключением, конечно, моего друга Уотерспуна, которого наверняка уже час назад вытащили из постели.
– А кто такой этот Уотерспун? – поинтересовался Тальбот.
– Профессор Уотерспун. Мой друг. Тот, у кого есть эгейский люгер. Вы просили меня связаться с ним. Неужели забыли? Он живет на Наксосе, в семи‑восьми часах хода отсюда. Он уже в пути, на своей «Ангелине».
– Настоящий гражданский подвиг с его стороны, должен признать. «Ангелина»? Что за странное название!
– Только не вздумайте сказать ему это, сэр. Ангелина – древнее и почитаемое греческое имя, что‑то из мифологии, кажется. К тому же так зовут его очаровательную жену. |