– Я вижу, что яхта погружается.

– Вот именно. Если бы вы оказались на борту судна, которое должно вот‑вот опуститься на дно и утащить вас вместе с собой, как бы вы реагировали?

– Захотел бы оказаться где‑нибудь в другом месте, сэр. Но, насколько я вижу, им не спустить моторную лодку.

– Согласен. Однако на плавательном средстве подобных размеров не может не быть спасательного оборудования, какой‑нибудь надувной спасательной лодки или плотика. У настоящего владельца всегда есть для своих пассажиров и членов команды большой запас спасательных поясов и жилетов. Они не воспользовались ими и не покинули судно. Вот у меня и возникает вопрос: почему?

– Понятия не имею, сэр. Но это действительно чертовски странно.

– Когда мы снимем испуганных моряков и они поднимутся на борт, вы. Джимми, сделаете вид, что совершенно не умеете говорить по‑гречески.

– Но слушать‑то по‑гречески я могу?

– Вот именно.

– Коммандер[4] Тальбот, вы удивительно хитрый и подозрительный человек.

– Такая у меня работа, Джимми.

Благодаря умению Харрисона «Ариадна» остановилась, как и было обусловлено, на расстоянии ста метров от «Делоса». Ван Гельдер сразу отошел от фрегата на баркасе и вскоре оказался у самой яхты. Как только баркас поравнялся с ее носом, в дело пошли багры, с помощью которых баркас и яхта удерживались рядом. В течение нескольких секунд с яхты удалось принять шестерых пассажиров – на одного человека больше, чем насчитал Тальбот. Они представляли собой настолько печальное зрелище из‑за покрывавшей их копоти, что невозможно было определить их возраст, пол или национальность.

– Кто‑нибудь из вас говорит по‑английски? – спросил Ван Гельдер.

– Мы все говорим, – ответил ему коренастый человек невысокого роста. – Правда, плоховато, но вполне достаточно, чтобы понять.

Действительно, говорил он с сильным акцентом, но понять его было можно. Ван Гельдер посмотрел на Грирсона.

– Кто‑нибудь пострадал? Обожженные есть? – спросил Грирсон.

Все отрицательно закачали головами и что‑то забормотали.

– Здесь мне делать нечего, «первый». Горячий душ, моющие средства, мыло. Я уж не говорю о том, что необходимо сменить одежду.

– Кто здесь главный? – спросил Ван Гельдер.

– Я, – ответил тот же самый человек.

– Кто‑нибудь остался на борту?

– Три человека. Они не могут идти с нами.

– Вы хотите сказать, что они мертвы?

Мужчина кивнул.

– Я проверю.

– Нет, нет! – крикнул тот, схватив Ван Гельдера за руку. – Слишком опасно, чересчур опасно. Я запрещаю.

– Вы не можете мне что‑либо запрещать. – Когда Ван Гельдер переставал улыбаться, что бывало очень редко, выражение лица у него становилось довольно‑таки расхолаживающим, и мужчина отдернул руку. – Где эти люди?

– В коридоре между машинным отделением и отдельной каютой на корме. Мы вывели их туда после взрыва, до того как начался пожар.

– Райли, – сказал Ван Гельдер, обращаясь к старшему матросу, – пойдете со мной. Если вы почувствуете, что яхта тонет, дайте мне знать.

Он взял фонарик и уже собрался подняться на борт «Делоса», как его остановила рука, держащая пару защитных очков. Ван Гельдер улыбнулся:

– Благодарю вас, доктор. Я как‑то не подумал о глазах.

Оказавшись на борту яхты, он сразу же повернул в сторону кормы и спустился вниз по трапу.