Надо торопиться, но один камень на спуске выглядит слишком странно, и я притормаживаю, чтобы рассмотреть его получше. Растерянно улыбаюсь: на плоском изломе нарисованный марал убегает от волка. Камень выглядит так, будто лежит здесь уже сто лет. По моим ощущениям – примерно столько и прошло.

А рядом четкий конский след. Кто-то совсем недавно прошел в эту сторону – не группа туристов и даже не компания охотников. Кто-то один. Вряд ли это важно – мало ли кто ходит здесь поодиночке (вот я, например). Но этот след почему-то настораживает, и мне уже не хочется торопиться. Кажется, ничего хорошего на стоянке не ждет.

Из нагромождения камней над озером коротко свистит сурок и замолкает, словно обознавшись.

* * *

Караш все-таки умница – сам сворачивает где надо. То ли успел привыкнуть, то ли встал на след – уже почти стемнело, тропа едва различима, но отпечатки кованых копыт слишком четкие, и они ведут туда же, куда иду я. Уже видно, как мечутся в кронах отблески костра; слабо тянет дымом. Береза шуршит под ногами Караша, но сквозь этот шум я различаю оживленные мужские голоса и взрывы хохота. У меня перехватывает дыхание; это всего лишь дежавю, убеждаю я себя, а то и хуже: может, от усталости я путаю с голосами бормотание ветра и воды. Все это сплошная иллюзия – но я почти верю, что в корнях кедра, нависшего над костром, сидит, ссутулившись, Ася с книжкой в руках и морщится, когда Санька и Панночка отвлекают ее своими выкриками.

Но Аси у костра, конечно, нет. На ее месте в позе римлянина возлежит Генчик. Его глаза, обычно светлые и ясные, помутнели и разъехались, рот стал красным и мокрым, растрепанные волосы липнут ко лбу. Генка пьян до синевы, но, к сожалению, не настолько, чтобы отключиться. Даже не настолько, чтобы потерять интерес к происходящему.

– Ка-ки-е лю-ди! – выговаривает он, заметив меня.

Сидящий спиной к тропе Санька оборачивается. Выглядит нормально – но вряд ли намного трезвее. Мимолетное удивление на его лице сменяется приветливой, но безразличной улыбкой: как будто он успел забыть, что я обещала вернуться, и теперь вроде бы и рад, но, в общем-то, считает, что выполнять обещание было совершенно не обязательно. Ну или хочет, чтобы Генка думал, что он так считает.

– Тебе чего надо? – спрашивает Генка. Я возмущенно фыркаю, открываю рот, чтобы огрызнуться, и вдруг теряюсь, сообразив, что уже и не знаю, зачем приехала. Зато знаю, что Генку это не интересует.

– Ты совсем ошалел, что ли? – с усмешкой спрашиваю я и присаживаюсь к костру. – Чай у вас остался? С ног валюсь.

Санька, чуть качнувшись, взгромождается на ноги.

– Вот, только вскипел, – говорит он. – Давай пока в мою кружку налью. – Он суетится, старательно не глядя на недовольного Генку. Сыпет скороговоркой: – А мы тут… Завтра еще Костян обещал подвалить, группу в Муехту поднимет пораньше, а сам сюда. Выпьешь? – Я качаю головой. – Ты это здорово придумала – с Ленчиком поболтать, – смущенно говорит он и косится на Генку. – Вчетвером-то точно загоним.

– И втроем бы загнали, – встревает Генка, и я не выдерживаю:

– Гена, я тебе сделала что-то?

Он свирепо выкатывает глаза:

– Мы тут делом заняты, а ты чисто развлечься притащилась, только под ногами путаться будешь.