Так прошел вечер; так проходили дни и вечера Тоггсов и Уотерсов в продолжение шести недель. Блажь поутру, катанье на ослах в полдень, прогулка по дамбе после полудня, курзал по вечерам, и всюду одни и те-же лица.

В последний вечер, шесть недель спустя, месяц ярко светил над спокойным морем, которое ударялось в подножие высоких долговязых утесов как раз с достаточным шумом для того, чтоб убаюкать старую рыбу, не потревожив молодой. В этот тихий час можно было различить две человеческия фигуры (если-б было кому смотреть на них), сидевшия на одной из деревянных скамеек, разставленных у края западнаго утеса. Месяц поднялся выше по небосклону во время двухчасового странствия с тех пор, как эти фигуры уселись там, между тем оне все еще не трогались с места. Толпа праздношатающихся поредела и разсеялась; музыка странствующих артистов замерла в отдалении; огоньки один за другим зажигались в окнах далеких домов; один сторожевой солдат за другим проходили мимо, направляясь к своему уединенному посту, а сидевшая парочка оставалась неразлучной. Некоторыя части этих двух фигур прятались в густой тени, но лунное сияние ярко освещало ботинку блошинаго цвета и лакированную палку. Мистер Симон Тоггс и капитанша Уотерс сидели на той скамье. Они не разговаривали между собою, а молча смотрели на море.

— Уольтер вернется завтра, — сказала, наконец, миссис Уотерс, уныло прерывая молчание.

Мистер Симон Тоггс вздохнул на подобие ветра, разгулявшагося в кустах крыжовника, когда ответил на это:

— Увы, он вернется!

— О, Симон, — продолжала Билинда, — целомудреннаго упоения, тихаго счастья этой единственной неделя платонической любви слишком много для меня!

Симон собирался намекнуть, что для него это было слишком мало, но запнулся и пробормотал что-то невнятное.

— И подумать только, что даже этот проблеск счастья при всей его невинности, — воскликнула Билинда, должен быть утрачен навсегда!

— О, не говорите «навсегда», Билинда, — подхватил чувствительный юноша, между тем как две крупныя слезы побежали на перегонку по его бледному лицу, (оно было так длинно, что представляло полный простор для состязания подобнаго рода) — не говорите «навсегда!»

— Я должна так говорить! — возразила капитанша.

— Почему? — заспорил Симон, — о, почему? Такое платоническое знакомство, как наше, настолько невинно, что даже ваш муж не может возставать против него.

— Мой муж! — подхватила миссис Уотерс. — Мало же вы его знаете! Ревнив и мстителен; свиреп в расправе с врагом, безумен в своей ревности. Неужели вы хотите быть убитым у меня на глазах?

Прерывающимся от волнения голосом мистер Симон Тоггс высказал свое нерасположение быть умерщвленным на чьих бы то ни было глазах.

— Тогда оставьте меня, — промолвила капитанша. — Оставьте меня сегодня вечером на веки. Уж поздно: пора по домам.

Мистер Симон Тоггс печально предложил леди свою руку и повел ее домой. Он остановился у дверей… он почувствовал платоническое пожатие руки.

— Доброй ночи, — нерешительно промолвил влюбленный.

— Доброй ночи! — сказала, сквозь рыдания, леди.

Ея кавалер продолжал топтаться на месте.

— Не угодно ли вам зайти, сударь? — вмешалась служанка. Мистер Симон Тоггс колебался. О, это колебание! В конце концов он вошел.

— Доброй ночи! — повторил смущенный посетитель, дойдя до гостиной.

— Доброй ночи, — отозвалась Билннда;- и если в какой нибудь период моей жизни я… Тсс!

Леди смолкла и уставилась неподвижным от ужаса взором на мертвенно бледное лицо мистера Симона Тоггса. Раздался двукратный стук в наружную дверь.